* * *
– Год рождения.
– 1990.
– В каком возрасте произошел первый
половой акт?
Прежде чем дать ответ, я вся
съеживаюсь от стыда.
– Я не… Я…девственница.
Оглушительная тишина на миг
заставила болеть перепонки.
Гинеколог оторвался от истории
болезни и поднял на меня глаза, красноречиво взглянув на
обручальное кольцо.
– Это шутка?
– Вы думаете, я пришла сюда шутить?
– раздраженно ответила я.
Он вскинул брови, но промолчал.
Меня смущало, что гинеколог –
мужчина. Еще больше смущало, что он – армянин. Ну а верхом смущения
являлось то, что он давний знакомый моей свекрови, которая и
договорилась об осмотре. Я прошла все круги ада, пока сидела в
очереди. В голову лезли непрошеные мысли о том, что скоро все
узнают об отсутствии отношений между мной и…мужем. Ненавижу...
Ненавижу его присутствие в моей жизни. Ненавижу всё, что с ним
связано. Дикарь, тиран, недочеловек, испортивший моё
существование.
– Подробно объясните мне, на что
жалуетесь.
– У меня гипоталамическая
дисфункция.
Снова воцарилось молчание. Он
внимательно смотрел мне в глаза, недовольный тем, что слышит.
– Я не спрашивал, какой диагноз Вам
поставили другие врачи.
– Жалуюсь на то, что мои месячные
затянулись на длительный срок! – огрызнулась я, отвечая на его
прямой вопрос.
– Насколько длительный? –
допытывался он.
– Полтора месяца.
– Что?
Я опустила глаза.
– Вы в обмороки падали?
– Нет…но головокружения бывают
часто, – нерешительно добавила я.
– Это естественно, – гинеколог
тяжело вздохнул.
Пока его рука что–то быстро царапала
на листе, я взглянула на бейджик. Михран Альбертович Аветисов. Как
я могла забыть? Ведь сотню раз успела прочесть его имя на табличке
двери кабинета.
– Девочка моя, ты почему так долго
тянула с этим? – вдруг перешел он на «ты», немного расположив меня
к себе этим доброжелательным обращением.
– Я не знаю. Думала, само
пройдет…
Михран Альбертович зацокал языком и
потер свою маленькую лысину.
– Повторялось ли это ранее? И чем
еще сопровождается твоё состояние?
– Нет, такое впервые. Еще у меня
руки трясутся. Мелко трясутся. Очень часто.
– Анализы, которые ты сдавала,
ничего особенного у тебя не показали, кроме повышенного
инсулина.
Я так устала в течение двух недель
слушать одно и то же от врачей, что нетерпеливо выдала:
– Да, я знаю. Знаю, что это опасно,
что должен был повыситься аппетит. Но этого нет! Знаю, что редкий
случай. Знаю, что нет определенного лекарства. И что мне теперь
делать?
Он ошарашено уставился на меня, не
ожидая такого эмоционального взрыва. Конечно, гинеколог не виноват
в моих бедах, но я была так взвинчена, что плевать хотела, что обо
мне подумает мужчина.
– Твоя свекровь мне говорила, что ты
уже обследовалась у нескольких врачей. Я понимаю твоё состояние, но
не надо раньше времени впадать в панику. Полежишь в стационаре,
пройдешь курс капельниц. Остановим кровотечение сейчас, а дальше –
если ты не хочешь повторения – нужно действовать решительно.
Я ждала, пока он закончит свои
записи и объяснит, что всё это значит. Гинеколог в очередной раз за
эти несколько минут поднял свои голубые глаза и оглушил меня
сказанным:
– Чтобы организм перестроился и стал
функционировать иначе, тебе нужно родить. Я могу выписать тебе кучу
различных лекарств. Могу советовать проходить курс капельниц. Но
это ничем конкретным не поможет. Рецидив очень вероятен. И
правильно тебе до этого говорили остальные врачи – редкий случай и
определенного лечения нет. То, что я могу предложить, лишь
поверхностно решит твою проблему. Ты понимаешь, что это серьёзные
нарушения? Тебе грозит бесплодие, если за это не взяться.
Всё остальное было как в тумане. Он
попросил меня пройти на кресло, чтобы провести осмотр. Я ничего не
помню. Вплоть до того момента, пока я не вышла на улицу, мой мозг
анализировал сказанное.
