Elizabeth von Arnim
VERA
© Чарный В., перевод на русский язык, 2025
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.
I
Когда доктор ушел, и две деревенские женщины, которых он ждал, поднялись наверх и закрылись в комнате с ее покойным отцом, Люси вышла в сад и, прислонившись к калитке, уставилась на море.
Ее отец умер в девять утра, а сейчас было уже двенадцать. Солнце палило ее непокрытую голову; выжженная трава на краю обрыва, запыленная дорога у калитки, мерцающее море и редкие белые облака на небе – все пылало и сверкало в безмолвной, бездвижной бесконечности света и жары.
Люси смотрела в эту пустоту, застывшая, словно высеченная из камня. На море не было ни единого паруса, на горизонте не тянулся дым от далекого парохода, в небе не мелькали птичьи крылья. Казалось, что все, что способно двигаться, обратилось в камень. Дремота сковала все звуки вокруг.
Люси смотрела на море, и ее лицо было таким же пустым, как яркий безжизненный мир перед ней. Вот уже три часа как умер ее отец, а она совершенно ничего не чувствовала.
Всего неделю назад они с отцом, полные надежд, приехали в Корнуолл, радуясь милому меблированному домику, который сняли на август и сентябрь, уверенные, что чистый воздух пойдет ему на пользу. Уверенность никогда их не покидала – за все долгие годы его болезни они всегда были полны уверенности. Он всегда был таким хрупким, и она заботилась о нем. Заботилась о нем, таком болезненном, столько, сколько себя помнила. И с тех пор, как она себя помнила, он значил для нее все. С тех пор как она выросла, лишь ее отец занимал ее мысли. Для других мыслей места не оставалось – лишь мыслями о нем полнилось ее сердце. Они все делали вместе, у них была общая доля на двоих, они вместе избегали зим, вместе селились в очаровательных местах, вместе любовались прекрасным, вместе читали книги, беседовали, смеялись, обзаводились друзьями – друзей у них была целая куча; куда бы они ни приехали, отец мгновенно находил новых, добавляя их к уже имеющимся. Она не разлучалась с ним ни на день; она не желала разлучаться с ним. Где и с кем могла бы она быть такой счастливой? Все их годы были годами, полными радости. Не было зим – одно лишь лето, бесконечное лето, сладостные ароматы, безмятежные небеса – как терпеливо он мирился с ее нерасторопностью, каким живым был его ум! – и любовь. Он был для нее самым остроумным собеседником, щедрейшим из друзей, красноречивейшим из наставников, боготворимым отцом, и вот его не стало, и она ничего не чувствовала.
Ее отец. Мертв. Навсегда.
Она повторяла эти слова про себя. Они ничего не значили.
Она останется одна. Без него. Навсегда.
Она вновь повторила эти слова. Они по-прежнему ничего не значили.
Там, в комнате с распахнутыми окнами, куда ее не пускали женщины из деревни, лежало его безжизненное тело. В последний раз он улыбнулся ей, сказал все, что мог, назвал одним из тех ласково-насмешливых имен, что любил для нее придумывать. Всего несколько часов назад они завтракали вместе и строили планы на день. Вчера после чая они вместе ехали навстречу закату, и его зоркие глаза, всегда подмечавшие все интересное вокруг, заметили у дороги какие-то необычные травы, и он остановился, собрал их, взволнованный столь редкой находкой, привез домой, чтобы их изучить, рассказал ей про них, заставив увидеть нечто удивительно интересное и важное в этих травах, до этого казавшихся ей самыми обыкновенными травами. Так было со всем, чего он касался, – он вдыхал в это жизнь и радость. Теперь эти травы лежали в столовой, разложенные на промокашке у окна там, где он их оставил, ждали когда он ими займется. Она видела их, проходя в сад; видела и неубранный завтрак – они завтракали вместе, и он все еще был там, забытый прислугой когда смерть застала их врасплох. Он упал, вставая из-за стола. Умер. Мгновенно. Не было ни крика, ни взгляда. Все. Конец. Его не стало.