Ненавижу.
Сколько же отвращения, злобы и лютой неприязни в этом слове. Я
ненавижу собственного мужа.
Глотая слезы, яростно раздираю кожу докрасна мочалкой после его
прикосновений. Чтобы стереть, вытравить любое напоминание о его
ненавистных руках и губах. Кожа уже начинает зудеть и ныть, как на
телефон приходит сообщение.
Подняв последнюю модель телефона известной марки, читаю,
почувствовав, как снова начинают дрожать руки.
«Жди сегодня ночью. Надень красное».
Гори в аду, проклятый подонок!
С ненавистью швыряю дорогой телефон в стену. Он разбивается на
бесполезные осколки. Как и вся моя жизнь.
Но буквально через минуту истерика проходит, я успокаиваюсь. И
даже пугаюсь. Мой маленький бунт не останется незамеченным, слуги
докладывают о каждом моем шаге. Он меня размажет.
Впопыхах собравшись, убираю мусор, в который превратился телефон
и со скоростью света достаю новый, точно такой же, из своих
закромов. Он словно был припрятан для такого случая. Не успела
вставить симку и включить аппарат, как пришло куча уведомлений о
том, что до меня не могли дозвониться.
По спине крадется холодок.
Поэтому, когда он в очередной раз звонит, у меня буквально зуб
на зуб не попадает. Мне страшно.
- Да, - стараюсь говорить ровно и спокойно, но голос
предательски дрожит.
- У тебя был отключен телефон.
Его голос низкий и бархатистый. Это всегда казалось странным,
ему неподходящим, потому что выражение лица его всегда равнодушное
и холодное, пустое. Только когда он берет меня каждую ночь, оно
меняется. В нем появляется жизнь и уязвимость. Во время секса
человек всегда уязвим.
Я подглядываю за собственным мужем во время соития, да. Потому
что я не испытываю в этот момент ничего, кроме ненависти и
презрения. Я блокирую все остальные чувства и контролирую обычные
низменные желания человека. Я не хочу испытывать к нему ничего,
кроме того, что уже испытываю. Это может помешать моему плану. Мужа
устраивает покорная рабыня в постели, а меня ничего в моей жизни не
устраивает. Но у меня нет выбора.
- Вита, ты оглохла? – раздается в трубке, и я вздрагиваю. – Я
трачу свое драгоценное время.
Его раздражение практически осязаемо. Не стоит играть с огнем,
девочка.
- Я… Прости, милый, - дежурно улыбаюсь, параллельно смахивая
слезы. – Я была в душе, а телефон…
- Не интересует, - жестко перебивает муж. – Мы с тобой все это
обсуждали. На сегодня планы меняются. Будь готова в шесть. У
Малышева вечеринка на яхте.
- Мне обязательно быть? – вырывается из меня. Я прикусываю губу,
но уже поздно.
В трубке раздается пугающее молчание.
- Я буду готова, - тихо прошелестела я, но супруг уже бросает
трубку.
Не обратив внимания на его заскок, я отправилась в детскую, где
в белой кроватке смешно спит моя доченька Маша. Ладно, наша с ним
дочь. К сожалению. Иначе меня бы давно уже здесь не было.
Ее левая ножка вылезла сквозь деревянные прутья кроватки, а
правый кулачок так уютно расположился под пухлой щечкой, придавая
моей дочери беззащитное и умильное выражение, что я не выдержала, и
в миллионный раз ее сфотографировала на телефон. Потом поправила
ножку и накрыла малышку одеялом.
Когда она проснулась, меня оттеснила недовольная нянечка,
намекнув, что мне здесь больше нечего делать. Нянечку я тоже дико
ненавидела. Ее нанял мой супруг, как и всю прислугу в доме. Они
слушались только его, относясь ко мне как к предмету мебели. Слово
матери для них ничего не значило.
Ровно в шесть я была готова. Надела легкое серебристое платье и
в тон ему босоножки. Сама сделала укладку и макияж, отправив
служанку восвояси. В этом я сильно поднаторела. Чем мне было еще
заниматься? К хозяйственным делам мне запрещено прикасаться, к
дочери меня не подпускали, а на дурацкие хобби у меня не было после
всего этого ни малейшего желания.
