Ну, вот и осень. Холодно и сыро,
Бушует непогода, ветер злится…
А он один в запущенной квартире
Сидит, листая памяти страницы.
Стучится дождь в окно и пляшет лихо,
Под ветра пересвист по крышам скачет.
И вдруг он слышит: за дверями тихо,
Так жалобно и горько кто-то плачет.
Он дверь открыл и видит на пороге
Фигуру жалкую в рванье, с котомкой.
Синюшное лицо, босые ноги,
Дрожащий голос, жалобный и ломкий.
– Пусти, мил человек, к себе погреться,
Уж нету силы пО свету скитаться!
Я вижу: человек ты с добрым сердцем.
Позволь мне нА ночь у тебя остаться.
Но прежде знай: я – Горе, что веками
Несёт несчастья и дурные вести.
Меня взашей все гонят и пинками,
И нету среди вас, людей, мне места.
Пришло с дурной я вестью: На рассвете
Примчится за тобой старуха злая…
Ну, что же ты, старик, стоишь на месте,
Передо мною дверь не закрывая?
Взглянул старик на Горе жалким взором:
– Ну, как тебя в погоду гнать такую…
Входи, попьём чайку за разговором,
Одежду подберу тебе сухую.
Я, Горюшко моё, пожил на свете.
Теперь я стар и одинок к тому же.
И, по большому счёту, кроме смерти,
Я больше никому уже не нужен…
А утром снег пошёл, завыла вьюга…
Рыдало Горе, билось и кричало,
О том, что первого на свете друга,
Едва нашло и тут же потеряло…
Где же ты, любовь моя, была?
Где тебя, заблудшую, носило?
Пряталась, когда тебя звала
И когда в запасе время было.
А теперь незваною пришла
И хозяйкой в сердце поселилась.
Я тебя давно уж не ждала,
Ну зачем пришла, скажи на милость?
Что с тобою делать нам теперь?
Мы почти прошли свою дорогу.
Вечность нам вот-вот откроет дверь:
Мы стоим у самого порога.
Говорят, что это «бес в ребро»,
А для нас как будто – жизнь сначала.
В синих, выцветших глазах его
Будто солнце ярко засияло.
Да и я – летаю, не хожу —
Жизнь в совсем ином предстала свете.
Каждой с ним минутой дорожу.
Вы родителей поймите, дети!
Не судите, не держите зла:
Поздняя любовь. Судьба такая…
Хоть и поздно, но она пришла!
Всё-таки пришла, любовь земная!
Эх, дороги, дороги,
Сколько вас предо мною!
Прошагала по многим:
Цепь следов за спиною.
Так иду и не знаю,
На какую ступила,
Что найду? Потеряю?
Как не раз это было.
Вам, людские дороги,
Указатели надо:
Тут – печаль и тревоги,
Там – любовь и награда.
На любом перепутье,
Чтоб табличка висела,
Дабы выбрала путь я
Тот, который хотела.
Эх, дороги, дороги,
Где легки? Где ужасны?
То известно лишь Богу,
Мы гадаем напрасно.
Даже если б могли мы
Вас угадывать просто:
По какой не пошли бы —
Все ведёте к погосту.
Рыдала вьюга в темноте кромешной,
Свирепый ветер по крестам стучал
И жуткий вой, надрывный, безутешный
С безумной вьюгой в унисон звучал.
Несчастный пёс оплакивал потерю:
Лежал его хозяин под плитой.
В собачьем вое слышалось: – «Не верю!»
Хотя он знал: Остался сиротой.
Он выл навзрыд, а вьюга подвывала.
Был страшен этот безысходный вой.
Хозяину не встать, собака знала,
Просила только взять её с собой.
Ах, сколько боли было в этом плаче!
И лютой, выжигающей тоски.
И сердце не снесло беды собачье:
Разорвалось от горя на куски.
Свободная теперь душа собачья
К хозяину рванулась что есть сил.
Как видно Бог услышал, не иначе:
Хоть по-собачьи пёс, но так просил!
А на земле к утру затихла вьюга
И затерялось кладбище в снегах.
Под снегом тело преданного друга
Свернулось у хозяина в ногах.
Корчилась любовь и умирала:
Предал тот, кого боготворила,
В муках нестерпимых догорала:
С каждым днём огня всё меньше было.
Свет в глазах померк, в них боль и холод,
Беспросветность несчастливой доли.
