В вымышленном мире Северной Вэй история разворачивается в Лояне в седьмом году эры Тайпин Чжэньцзюнь. Поздним осенним вечером в дворце Тай Чи в самом разгаре грандиозный банкет в честь победы, двор ликует по поводу триумфа объединения севера. Однако внезапное возникновение разрушительного пожара в Пинчэне разбивает этот мимолетный мир, как валун, брошенный в тихую воду, рассылая волны далеко и широко.
Этот пожар не только превращает дворцы старой столицы в пепел, но и поджигает фитиль ожесточенной борьбы за власть внутри императорского двора. Такие фигуры, как Чжао Хань, Цуй Хао, император Тайу из Вэй и Лу Чжун, оказываются в эпицентре бури – бури политических интриг, столкновения убеждений и испытаний человеческой природы. Запертые в тумане, сотканном из золота и лжи, каждый борется и интригует, движимый собственными амбициями – будь то власть, справедливость или личные убеждения.
На этой сцене вымышленной истории куда приведут их судьбы? Будут ли они твердо придерживаться своих принципов или потеряются в водовороте власти? Окунитесь в эту захватывающую историю потрясений, где сталкиваются сложность человеческой природы и непредсказуемость судьбы. Станьте свидетелем бурной саги о Северной Вэй – мире как вымышленном, так и полном напряжения.
Династия Северная Вэй, 7-й год эры Тайпин Чжэньцзюнь (446 г. н.э.):
Поздняя осенняя прохлада Лояна была пронизывающей, но она не могла пробить тепло веселья в величественном зале Тайцзи. Золотой свет лился из его арочных окон, освещая слияние кочевого сяньбийского величия и ханьской элегантности. Позолоченные подсвечники в форме свернувшихся драконов потрескивали сальными языками пламени, заливая зал мерцающим блеском, соперничающим с дневным светом. По стенам тянулись яркие фрески, словно свитки завоеваний, увековечивая триумфы клана Тоба – кавалерийские атаки по северным степям, осады обнесенных стенами городов и подчинение соперничающих военачальников.
Длинные столы ломились от имперского пира: кубки, полные вина из Западных земель, блюда с редкими деликатесами из Центральных равнин и шампуры с сяньбийской бараниной, все еще шипящей на открытом огне. Воздух вибрировал от завораживающего гула сяньбийских тростниковых флейт и перебираемых струн ханьской пипы, их мелодии сплетались, как змеи. Танцовщицы кружились в вышитых одеждах, шелковые ленты тянулись, как хвосты комет, когда они отбивали ритмы, более древние, чем Великая стена.
Среди шума министры и генералы – одни в ханьских парчовых халатах, другие в сяньбийских туниках, отороченных волчьим мехом – чокались с раскрасневшимися лицами. Их смех резко звенел от триумфа. В центре всего этого сидел император Тоба Тао, его взгляд был острым, как у сокола, даже в веселье. Эта ночь, в конце концов, была данью уважения не просто победе, но и хитрому стратегу, который сделал ее возможной: Цуй Хао, архитектору объединения севера, чей ум перехитрил армии.
Император Тоба Тао доминировал во главе зала, его широкоплечая фигура была окутана вышитым драконами халатом, который мерцал, как жидкое золото. Нефритовый кулон с вырезанными небесными зверями тяжело висел на его поясе – символ Мандата, столь же непоколебимый, как его квадратное лицо. Он поднял чашу с вином, поверхность которой ловила свет огня. "Объединение севера было выковано стратегиями министра Цуя и вашими окровавленными клинками!" Его голос прогремел по залу, резкий, с каденцией степных завоевателей. "Этот кубок в честь всех вас!" Вино исчезло в его горле, как жертва богам войны.
Министры вскочили на ноги, ханьцы и сяньбийцы, ревя "Десять тысяч лет!" нестройным хором. Среди них стоял Цуй Хао, архитектор их триумфа. Хотя ему было почти шестьдесят зим, его спина держалась с точностью мазка ученого. Темные министерские одежды свисали с его худощавой фигуры, когда он поднял свой кубок, глаза горели острым интеллектом под бровями, тронутыми сединой. Вино текло горько-сладкое – тост ученого за прагматизм, а не за поэзию.
