Подвиг во имя науки
(ну почти)
В жизни всегда есть место подвигу. Избито звучит, но это так.
Причем подвиг не обязательно должен быть воинским.
Подвиг во имя науки, когда ученый очертя голову, бесстрашно бросается в пучину неведомого, безусловно заслуживает почетного места в пантеоне мировой славы.
Мне было шесть лет, когда я впервые пострадал из-за тяги к знаниям. Дело было летом 1980 года. Из-за Олимпиады меня вывезли из Москвы под присмотр бабушек и мамы в подмосковный поселок с нежным названием Березки, где снималась дача на лето.
Целыми днями я в компании сверстников, таких же сосланных на лето детей, болтался на велосипеде по поселку и его окрестностям.
Взрослые за нас совершенно не беспокоились, в те годы гулять с утра до вечера, да еще и не в городе, было совершенно обычным делом.
Ходили, правда, смутные слухи о цыганах, похищающих детей. Правда, про цыган нам говорили исключительно наши домашние, что заставляло сомневаться в достоверности этой информации.
Так вот. В один прекрасный день мы с приятелями забрались на территорию поселковой моторно-тракторной станции, где долго наблюдали за ремонтом трактора. Нас никто не гнал, а мы, в свою очередь, сидели тихо как мыши, окаменев от восторга.
Восторг был вызван не созерцанием процесса ремонта трактора. О нет! Наши детские души замерли в немом восторге от манеры общения людей труда друг с другом. Это был доселе неведомый нам мир. Какие емкие выражения! Сколько энергии в каждом слове или фразе! Чувство прекрасного пленило нас.
В полном восторге, чтобы не расплескать переполнявшие нас эмоции и не забыть ни слова из услышанного, мы покинули это волшебное место.
Но перед тем как расстаться до утра, мы решили, что посвятим завтрашний день попыткам овладеть новым искусством речи и общения.
На следующий день мы с приятелями предприняли попытку посредством чувственного или, если угодно, эмпирического способа познания мира овладеть внезапно открывшимися филологическими сокровищами на практике.
Проще говоря, мы пошли ловить головастиков. Головастики водились в узком ручье, ручей, в свою очередь, медленно тек по дну глубокого оврага, а овраг был рядом с железной дорогой. В общем, место глухое, чужих не бывает. Для наших опытов лучше не придумать.
Головастики ловились с помощью дуршлага, позаимствованного мной у бабушки. Способ ловли был небезупречен, благодаря чему постоянно возникали ситуации, вполне уместные для применения полученных знаний и дававшие возможность отточить мастерство.
Мы работали над интонацией, громкостью и четкостью произношения. Пробовали конструировать различные фразеологические обороты, уверенные, что создаем что-то новое. Радость познания захлестывала нас, а жизнь была полна смыслом.
Вечером того же дня я отправился на местный пруд на рыбалку.
По причинам, совершенно не поддающимся разумному объяснению, на рыбалку я всегда отправлялся в компании бабушки или мамы. В тот вечер со мной пошла мама.
Начиналось все как обычно. Я нашел подходящее место, размотал удочку, насадил червя, забросил и стал ждать. Мама сидела в нескольких метрах за моей спиной на складном стульчике и вязала.
Летний вечер незаметно вступал в свои права. Легкий шелест осоки, тонкий звон комаров, плеск рыбы, когда она срывается с крючка, да далекий свист изредка проходящего поезда – вот и все, что нарушало прохладную тишину. Рыбаки стояли и сидели вдоль берега. Время от времени они тихонько переговаривались между собой или со своими мамами и бабушками, которые, как и моя мама, сидели за их спинами на раскладных стульчиках, словно второй ряд в театре.
