Комната чистая. Хорошо освещенная, даже слишком – яркий свет режет глаза. Электричество? Наверняка. Сколько сейчас времени? Лохлан машинально повел глазами вниз и влево, забыв, что «балалайка» уже давно не включалась и часы на наноэкране не отображаются. Но не в этот раз – светящиеся цифры тут же выплывают из небытия, сообщая хозяину наноэкрана одну из точек отсчета. Теперь хотя бы понятно, «когда», но все так же остается неведомым ответ на вопрос «где?». Рядом с цифрами времени уверенно застыла пиктограмма, оповещающая о том, что обнаружен сигнал сети. Что это за чудное место такое с электрическим светом – а ведь и светит ровно, не прыгает, словно мотылек над свечой в предсмертной судороге, – и работающей сетью?
Лохлан повертел головой, стараясь рассмотреть как можно больше из того, что его окружало. Стулья, стол, какие-то планшеты – все предметы проступали сквозь пелену яркого света, источник которого обнаружился прямо перед лицом. Обычная настольная лампа, только плафон почему-то повернут так, чтобы светить Лохлану в глаза.
Голова кружится и плохо соображает. Кажется, что после хорошей попойки, но память не отзывается – судя по всему, выпить здесь никто не предлагал.
Лохлан дернул рукой, намереваясь закрыть лицо ладонью, но предплечье вдруг наткнулось на твердое и холодное. Так и есть – на запястье правой руки надет «браслет» наручников. С другой стороны он пристегнут к подлокотнику кресла, в котором сидит Лохлан. Взгляд в сторону – одними глазами – левая рука тоже фиксирована.
– Вроде бы очнулся, – послышался голос из-за пелены света.
– Ты с дозой не ошибся? – спросил другой.
Оба говорящих – мужчины, но Лохлану никого не видно, они прячутся в полумраке.
– Нет, все нормально. Сейчас немного очухается, и можешь начинать.
Странно, с кем они разговаривают? Лохлан помотал головой, надеясь добиться от нее более связных мыслей, но достиг лишь приступа головокружения и тошноты.
– Я… х…р…то… – попытка начать разговор не увенчалась успехом. Во рту пересохло, язык прилип к небу и, казалось, распух, сделавшись ленивым и неповоротливым. – Пи-и-ить, – одними губами прошелестел Лохлан.
– Нормально все, – уверенно заявил тот, что предлагал начинать.
– Как ваше имя? – Второй голос говорил тихо и даже как-то устало.
Лохлану это показалось странным – он ожидал крика.
– Лохлан Флетт, – услышал он собственный голос еще до того, как понял, что вообще что-то сказал. Очень знакомое ощущение, вот только откуда?
Свет, бьющий в глаза, исчез так стремительно, что Лохлан на мгновение успел испугаться, что лишился зрения. Что-то с ним было не так, чувства обострились, будто кто-то неведомый оголил все нервные окончания. И страшно хотелось пить. Невыносимо – наверное, так в аду черти мучают грешников.
– Что?.. – начал один из мужчин, сидевших за столом, но Лохлан не дал ему договорить.
– Пить!
Глаза начали привыкать к царившему в комнате полумраку. Мужчин было двое, и голосов – тоже, никто не наблюдал за беседой, все участвовали. Один крупный, с коротким ежиком волос соломенного цвета и в слегка блестящем костюме, усиленно тер массивный подбородок потной ладонью. На его лице написана высшая степень недовольства и нетерпения, он спешит и, похоже, не верит в успех. Знать бы еще – в успех чего.
Второй – полная противоположность первому: маленький, худой до болезненности, с тщательно уложенными темными (возможно, черными – в полумраке не разобрать) волосами, падающими на лоб, в черной рубашке с расстегнутым воротником. Его глаза неотрывно следили за Лохланом, за все время, что Флетт смотрел на него, темноволосый ни разу не моргнул, руки, подпирающие острый подбородок, оставались неподвижными. Он олицетворял собой интерес и внимание, ему, в отличие от напарника, как будто спешить было некуда.
