Глава 1. Деревня называлась Попадалово
Деревня называлась Попадалово. Церкви не было, остатков барского дома я тоже не обнаружил. Вряд ли в таких глухих лесах во времена Чичикова жил помещик, по фамилии Попадалов. Видимо название было исторически «говорящим» и оправданным. По словам Таволги, все коренные жители деревни носили фамилию Драчиловы, остальные, процентов десять, были «попавшими», т. е. приезжими. Когда очередной Драчилов призывался в Армию, смешки и шутки заканчивались на первом же построении – из строя выходил, если уж не Илья Муромец, то, по крайней мере, Алёша Попович. А сама фамилия происходила из какого-то древнего, давно забытого, промысла. Похожего на заготовку лыка, но липы как таковой в этих лесах отродясь не было.
Ненадолго расставшись с Таволгой, мы с Сашей устремились в местный коопторг. Вывеска была темно-зелёного цвета с черными буквами: «МАГАЗИН». И даже ударение угадывалось – било точно в центральную «А». Но все равно не передавало содержание. Мне бы очень хотелось повесить над входом другую, более весёлую табличку, типа: «Пункт местных новостей», и водить туда туристов. За деньги, конечно.
Мы попали в магазин моего детства, когда я проводил всё лето в деревне у бабушки. Ничего не изменилось: тот же запах деревянного прилавка, хлеба и мышей; та же атмосфера. Сюда приходят «потрындеть». А что-нибудь купить – так, для отвода глаз. В основном, все не спеша покупали буханку свежеиспечённого хлеба и не торопились уходить. Стоя в короткой очереди, я, не отводя глаз, смотрел на буханку белого хлеба в метрах полутора от меня, за прилавком. И осязал, как запах от неё поднимается вверх и плавно плывёт ко мне. Прикрыв глаза, я уже почти начал кусать её хрустящую корочку. Но Саша был со мной в контрапункте. Пока я пытался сэкономить на покупке хлеба, он начинал закипать. Перед нами отоваривалась баба Маня. О, это был настоящая садистка! Она размножала кошачий хвост путём деления его на беличьи кисточки для рисования. Уже трижды баба Маня начинала расплачиваться с продавщицей, и каждый раз вспоминала то про кусочек селёдки, то про кусочек колбаски. И все начиналось сначала. Первый раз, когда надежда растворилась прямо перед носом, Саша только поперхнулся. Видимо решил, что случайность. На второй раз Саша издал гортанный звук, что-то среднее между матом и глотанием слюны. На третий раз случилась конвульсия, как будто Саня получил под дых. Он не мог смириться с тем, что десять человек до, а возможно и десять человек после, а возможно уже и никого, что было ещё обиднее осознавать, пришли просто купить хлебушка. А нам, три дня надкусывающих одни пеньки, досталась баба Маня! И Саша не выдержал. Он начал издевательски интересоваться: «А что это Вы, бабуля, сухариков не прикупили?» В ответ баба Маня посмотрела на него умными ясными глазами и сказала: «И правда? А чё это я не прикупила?!» И прикупила. Саня стал меньше ростом. Я с надеждой смотрел на переполненный полиэтиленовый пакет бабы Мани, но она с ловкостью фокусника извлекла ещё один из какого-то интимного места. Прикинув её платёжеспособность, я понял, что и тут надежды никакой. Она покупала все, но ровно по 75 грамм, и больше времени уходило на то, чтобы все это взвесить, запаковать и обсудить. Я уже не хотел кушать, я с ужасом наблюдал, как Саша косится на топор у печки, посреди магазина. И баба Маня не успела уйти на очередной виток…
Продавщица встретилась со мной взглядом, записала на бумажке набранные очки и попросила бабу Маню чуток передохнуть в нашу пользу. Та охотно согласилась, ей было о чем поболтать с подружками. И мы начали закупаться! Голод не тётка, голод Дядька! Александр скупил все, что не успела забрать баба Маня. Она же в свою очередь, активно и по-матерински ему помогала. Голосом почтальона Печкина: «Вон ту печенинку возьми, сынок, уж они вкусные – не пожалеешь. Вот ту «консерву» с красной этикеткой – мы все её берём». Я был отстранён от этого творческого процесса. Я кормил наши худые рюкзаки, мысленно вспоминая переполненный пакет бабы Мани, и косился на прилавок. Отсутствие алкоголя в магазине меня насторожило сразу – не было даже пива. Я осторожно начал выведывать информацию о местном сухом законе. Получил лаконичный ответ: «Текила», и продавщица ткнула пальцем на нижнюю полку, уставленную трёхлитровыми банками без опознавательных знаков. А я решил, что это берёзовый сок. Идиот! В деревне полмагазина уставлено берёзовым соком?! И что не молоком. Но чтобы избавиться от последних сомнений, я заискивающе, почти шёпотом поинтересовался: «А сколько градусов-то?». Ответ прозвучал фирменно гордо: «Не менее сорока пяти»! Я вздохнул с облегчением – точно не сок.
