Рожденный с проклятьем – изгнанник в пути,
Идущий по жизни… А что впереди?
Помеченный Тьмою, с клеймом на судьбе.
Готов к испытаньям и тяжкой борьбе…
Он с первого шага бежит в никуда.
Ему не преграда огонь и вода.
Большим добрым сердцем он видит свой путь
Оно лишь подскажет, когда повернуть.
Двуликий, как меч в борьбе света и тьмы.
Он станет ответом на голос мольбы.
Неважно, в чем сила: в руке иль клыках…
Судьба человека у волка в глазах.
…Мрак окутывал плотный зимний лес.
Дыхание страха. Хруст корки снега под лапами. Оканье старой совы.
И вот поляна, на ней невысокий холм. Волчонок поднялся на него, посмотрел вверх на большой ярко-красный полумесяц и, не видя в этом никакого смысла, вскинув морду, завыл. Через несколько секунд далеко из-за горизонта послышался точно такой же вой.
– Значит, я не один… – подумал волчонок…
Зима в этом году была на редкость лютая. Не во всех домах и печи справлялись. Кузьмарь, стараясь не замечать мороза, выбежал из избы за дровами. Облезлый пес выскочил из будки в надежде схватить Кузьмаря за штаны, но цепь сделала свое дело, и Лузика развернуло хвостом вперед. Так происходило всегда, но Кузьмарь все равно вздрогнул и выругался:
– Тьфу ты! Черт цепной! До смерти напугал…
Кузьмарь уже было взял дрова и хотел идти домой, как вдруг услышал крики. «Что это, кому неймется в такую погоду?» – подумал Кузьмарь и направился на голоса…
– Сжечь ведьму! Смерть нечистой! – слышалось из толпы, – канися нашего порчей своею хотела…
Понял Кузьмарь, что люд на площадь стекается и к самосуду дело идет.
«Знать, надо за канисем бежать!» – подумал он, бросил дрова и, подвязав под нос шарф, пошел к центру города…
Дом канися Антвея был славно сколочен, через замерзшие окна виднелся свет лампадки.
«Авось потушить забыли», – подумал Кузьмарь и, открыв калитку, направился к двери.
Три раза постучал, но никто не ответил. Тогда Кузьмарь снял варежки и стал греть ладони дыханием, а потом прижал их к окну, дабы разморозить его краешек и заглянуть внутрь.
Темно-серые клубы дыма ходили по дому канися. Кузьмарь испугался, дыхание его участилось.
– Что же делать? Как быть-то? – в растерянности произнес Кузьмарь. И дела странные творились, и в дом канисенский врываться не пристало. На удачу мимо проходил Алошка, кузнецкий сын.
– Дед Кузьмарь, ты чего возле дома канисенского забыл-то? – спросил Алошка, подходя к калитке.
– Да вот, Лошка, пришел канися повидать и совета спросить, а у него дым черный в доме, – ответил Кузьмарь, показывая на окно.
– Как же дым? А ну, отойди! – сказал Алошка и побежал к окну.
Посмотрев, он увидел то же, что и Кузьмарь. Отпрянул назад, спрятал руку в рукав и с размаха ударил по стеклу. Через разбитое окно вытекал смоляной, черный дым и начинал окутывать канисенский дом. Алошка был малым крепким и плечистым, весь в отца. Он схватился за раму и прыгнул в окно. Едва ему удалось открыть изнутри дверной засов, как неведомая сила выкинула его из дома.
Народ, минуту назад кричавший на площади, обернулся в сторону центра и побежал к дому канися. Увиденное ими не забудется никогда…
Дым из канисенского дома взлетел вверх над крыльцом и осел возле изгороди. В образовавшемся кольце соткался образ девушки в платке и сорочке.
– Во имя Святителя и высших сил… Изыди! – повторял приближавшийся к дому поп Фирипп.
Услышав это, девушка из пепла и дыма сняла платок и мигом обернулась змеей; зашипела и после крестного знамения Фириппа растворилась в воздухе, потушив огонь во всех домах городища.
