Печатается по решению ученого совета факультета политологии МГУ имени М.В. Ломоносова
Рецензенты:
Н.М. Мухарямов, д-р полит, наук, проф.,
В.В. Штоль, д-р полит, наук, проф.
Предисловие редактора
Глобальная неопределенность и внешняя политика россии
П.А. Цыганков
© Цыганков П.А. 2015
Глобальное противоречие нынешнего этапа мирового развития состоит в резком обострении межгосударственной конкуренции в самых различных сферах, которое происходит на фоне роста объективной потребности в согласованных, кооперативных действиях всех участников международных отношений, в первую очередь, великих держав. Сопряжение кризисных явлений в таких областях, как экономика, политика, дипломатия, культура и даже спорт, генерирует ощущение неопределенности и тревоги за национальную и международную безопасность, за будущее человеческой цивилизации в целом.
Неопределенность – постоянный спутник внешней политики. В одном из эпизодов описываемой Фукидидом Пелопонесской войны автор вкладывает в уста афинян утверждение, согласно которому их действия были продиктованы, в числе прочего, силой обстоятельств и страхом перед персами[1]. По мнению Жюля Камбона, в мире нет другой профессии, в которой успех настолько же зависел бы «от игры случая» как в дипломатии[2]. Современные исследовали внешней политики также подчеркивают ее зависимость от изменений, происходящих в международной среде[3].
Фундаментальной чертой таких изменений становится нарастание числа событий, затрагивающих сами основы мирового развития. Их масштабность и глубина заставляет исследователей международных отношений пересматривать многие теории и аналитические инструменты. Известный американский политолог Дж. Розенау уже в 1990 году обозначил новизну возникшей в международных отношениях ситуации, как «турбулентность». Представляя собой совокупность экономических, социальных и политических потрясений, «турбулентность» ведет к возрастанию рисков для внешнеполитической деятельности государств[4]. Однако, по мнению Розенау, наличие условий турбулентности может рассматриваться как желательное, ибо в долговременной перспективе массовая политическая активизация индивидов, являясь проявлением возрастающей роли субъективного фактора, способствует демократизации мирового развития[5].
Означает ли это, что должны быть оправданы и даже признаны желательными такие потрясения в современной мировой политике, как непрекращающаяся бойня в Сирии, хаотизация всего Ближнего Востока, активизация индивидов, пополняющих ряды головорезов ИГИЛ, наконец, современная ситуация на Украине, где «активисты» с энтузиазмом рушат памятники и преследуют инакомыслящих? Политика США и их союзников создает устойчивое впечатление, что руководство стран «коллективного Запада» склонно к утвердительному ответу на данный вопрос. Правда, в основе их действий лежат мотивы, имеющие мало общего с демократизацией. Главная цель – сохранение любой ценой собственной мировой гегемонии и, в этом контексте, ослабление и изоляция России, сдерживание Китая, недопущение дальнейшего роста влияния стран БРИКС, подавление несогласных по всему миру. Для этого хороши все средства – от экономических санкций и политических провокаций до создания военных угроз международной безопасности.
Все это необычайно увеличивает степень неопределенности международных отношений, которая становится глобальной. Стремительность, с которой усложнялась среда внешней политики, способствовала тому, что уже к середине 1990-х гг. некоторые западные международники стали характеризовать ее в терминах теории игр – как переходную от ситуации риска к ситуации сомнения. Как пишет М.Николсон, в ситуации риска еще существует серьезная объективная основа предвидения возможных вариантов развития событий, но в ситуации сомнения она утрачивается
