Начало семидесятых годов прошлого столетия. Муж занимает хороший пост в Главке. Дом полная чаша, есть все что надо и все что не надо. Холодильник ломится от деликатесов. Шкаф забит импортными вещами. Большая трехкомнатная квартира сталинка. Везде во всех отраслях свои люди.
Я обычный преподаватель в пединституте с окладом в сто двадцать рублей. Можно было бы и не работать, но мне скучно дома. Не утрудилась, беру столько сколько нужно на ставку, не больше, и не меньше. Идти по карьерной лестнице нет желания, да и в научные сотрудники не стремлюсь. Простой преподаватель обычного советского института.
С мужем два раза в год ездим отдыхать на море, по его должности положен санаторий. Один раз в год отдыхаем у родственников на Алтае. С детьми не получилось, кто из нас виноват, не выясняли, да и не было раньше такого. Жили, душа в душу и жизни радовались. Племянникам помогали, на один летний месяц брали к себе в город.
Свое материальное положение никогда не скрывали. Да и как тут скроешь, не буду же я одеваться на работу в платья от фабрики Большевичка, когда полный шкаф импортных костюмов из кремплена и блузок из китайского шелка. Да и пальто у меня были все немецкие из кашемира.
Все у нас было, а вот машины не было. Мужа возили на работу на государственной Победе, да и порой я сама пользовалась его служебной машиной с водителем для своих целей. Как-то ему предложили купить новенькую Волгу, только с завода, правда, чуть дороже, чем от государства, но вот сегодня плати деньги, а завтра за руль садись. А мы тогда только всю мягкую мебель на новую немецкую поменяли, да и спальный гарнитур обновили. Денег практически не осталось. Петенька занял по друзьям и знакомым и отнес перекупщику.
На следующий день не увидела я ни Волги, ни Петеньки. Взяли его прямо на работе, за взятку. Нашли у него в столе деньги, помеченные в конверте. Он клялся и божился, что тех денег не брал, но все, то знали про то, что он крупную сумму собирал на автомобиль.
И понеслись у меня дни, неделя за неделей. Стали на меня напирать со всех сторон кредиторы, а человек, что у нас деньги взял на Волгу исчез с горизонта. Сижу я посреди роскоши, в долгах, как в шелках. Взяла справку у следователя, что у меня муж под следствием и побежала в ЗАГС на развод подавать, чтобы после суда не остаться с голой попой на улице. За десятку красненькую развели нас быстро, без разговоров и расспросов. Хоть здесь мне легче стало. У Петеньки прощение попросила, объяснила ему все в письме, надеюсь, он меня понял.
Получила свою зарплату, еду в автобусе, что-то задумалась. Народу битком, чую, меня кто-то за сумочку дергает. Гляжу, а ее какой-то подлец подрезал и удирает к выходу с моим кошельком. Не пробилась я за ним через толпу народа, не смогла, перед носом дверь закрылась. Вышла на своей остановке, иду, реву, жалею себя.
Домой пришла, деликатесы то все подъедены, только маленький кусочек буженины остался, да пара яиц. Сварганила себе яичницу. Только есть собралась, звонок в дверь. Открываю, стоит девочка, вчерашняя моя студентка, нынешний наш младший научный сотрудник.
– Здравствуйте, Надежда Петровна. Вы меня простите, что я к вам вот так. Вы забыли контрольные работы студентов забрать.
– Здравствуй, Юлечка. Проходи, – пригласила ее в зал.
Юлечка иногда ко мне забегала. Относилась я к ней, как к дочери, то кофточку ей французскую подарю, до духи польские. Каждый раз, как к нам приходила, так и восторгалась она нашей мебелью, да хрусталем, да картинами. И в этот раз стала дифирамбы петь.
– Ой, а чем это так вкусно у вас пахнет? – спросила она, и громко сглотнула слюну.
– Яичницей. Хочешь? – и кто же меня за язык тянул.
