1912 год, Ярославская губерния
Ситуация была безвыходная. Графиня Татьяна Андреевна вновь пересчитала деньги – одиннадцать рублей. И это все, что осталось от семисот двадцати пяти целковых, отложенных на уплату банку по закладным. Пересчитала и, протяжно вздохнув, прижалась лбом к холодному стеклу. За окном в сгущавшихся ранних сумерках белели присыпанные снегом яблони, темнела знакомая с детства беседка, и, позвякивая цепью, глухо лаял старый лохматый Барон.
Невозможно было и представить, что этот старинный усадебный дом, и сад, и сорок десятин земли принадлежат их семье последние дни. Село Привольное неминуемо уйдет за долги, как ушли с легкой руки графа усадьба Каменевка и Старо-Архангельское. Разве могла графиня подумать, отправляясь на пару недель к сестре в Питер, что, вернувшись в свое имение, застанет все в таком виде? Резко обернувшись, Татьяна Андреевна обвела сердитым взглядом темный парадный зал со следами многодневной попойки и с ненавистью уставилась на похрапывающего на диване мужа. Александр, воспользовавшись отсутствием супруги, устроил совершенный бедлам.
Едва подъехав к усадьбе и увидев в будке вместо старого верного Барона свернувшегося на снегу урядника, графиня сразу же почувствовала неладное. Урядник спал, и спал настолько крепко, что не проснулся даже от топота прогарцевавших мимо наемных лошадей, доставивших Татьяну Андреевну со станции в Привольное. Дворня отчего-то жалась по углам, и встречать хозяйку вышел только заспанный мальчишка с кухни. Удивляясь, отчего среди белого дня наступило сонное царство, графиня прошла в дом и чуть не споткнулась о распластавшегося на пороге дьякона из соседнего Расторгуева. Несмотря на ужасающий холод и сквозняки, гуляющие по нетопленным комнатам, духовное лицо посапывало на полу в дезабилье, подложив под голову скомканную рясу.
Перешагнув через спящего гостя, хозяйка прошла сквозь буфетную с начисто опустошенными шкафами, брезгливо окинула взглядом привалившегося в беспамятстве к стене приказчика Тихона в несвежей нижней рубахе и в засаленном котелке. Пытаясь найти мужа среди анфилады комнат, графиня перешагивала через катающиеся по полу пустые бутылки и прикрывала нос надушенным платком – запах перегара был так густ, что его, казалось, можно было резать ножом. Повсюду на темной лаковой мебели валялись предметы туалета и стояли тарелки с объедками и полупустые хрустальные бокалы.
Мужа Татьяна Андреевна обнаружила в парадном зале. Одетый во фрачную пару, граф стоял перед огромным, во весь простенок, разбитым зеркалом, переступая босыми ногами по битому стеклу и рассматривая свое изображение в уцелевший зеркальный осколок, бивнем мамонта свисающий с массивной золоченой рамы. На левой руке его была надета желтая замшевая перчатка, а другой рукой, без перчатки, граф держал коллекционную дамасскую саблю, одну из тех, что в живописном беспорядке были развешаны на стенах его кабинета. Еще не заметив появления жены, граф размахнулся и рубанул по остаткам зеркала, едва успев увернуться от рухнувшей из рамы острозубой махины. Негромко выругавшись, Александр обернулся и только тогда увидел графиню.
– Татьяна Андреевна! – обрадовался он. – Как вовремя! Душа моя, такое горе! Деньги в доме совершенно закончились. Не будьте букой, пошлите за шампанским!
– Где Вера? – сухо осведомилась графиня Каменева.
– Гостит у этой. У своей. Курсистки Сонечки, – промямлил граф, приближаясь к дивану и медленно оседая на него, точно ослабев от беседы с женой.
Стараясь держать себя в руках, Татьяна Андреевна развернулась и, предвидя катастрофу, устремилась к кабинету. По пути она заглянула в людскую, распорядилась протопить дом, отправить гостей восвояси и послать к соседям за дочерью. Распахнув дверь кабинета, графиня сразу же направилась к столу и, выдвинув нижний ящик, достала то, что осталось от отложенных на оплату векселей денег. Одиннадцать рублей! И это все?
