Все ночные города похожи на декорации – к стильной красивой жизни, к горькой трагедии в стиле нуар, к фильму ужасов. Даже кафе будто сошли с киноэкранов.
«А я словно статист», – думал мужчина в офисном, неудачно сшитом костюме, разглядывая круглые столы, стулья с изогнутыми спинками и барную стойку. Этот мир не подходил Александру. Он сам себе казался лишним, чуждым элементом посреди блестящего королевства гламурных блондинок, успешных бизнесменов и модных тусовщиков.
А вот сидящий напротив брюнет явно принадлежал этому миру с кинопленки. Чисто выбритый, неброско и дорого одетый, холеный, он ввергал Александра в еще большее уныние. Неужели такому интересны его скромные достижения, большая часть которых преувеличена? Зря он согласился на это собеседование. Нужно было отказаться, как только ему предложили встретиться в кафе, где чашка кофе стоит как два его обеда. Однако Александр продолжал сидеть за столиком и нудно рассказывать свою карьерную биографию. Его собеседник почти все время молчал и смотрел на него серыми доброжелательными глазами.
Под этим взглядом Александр еще больше терял уверенность, пока не замолчал, понимая, что собеседование безнадежно провалено. Душа заполнилась привычной апатией, густо замешенной на раздражении. Он уже готов был подняться и уйти, когда его собеседник вдруг чуть наклонился к нему и заговорщическим, слишком личным тоном спросил:
– Скажите, вы верите в чудеса?
«Издевается! Этот хмырь еще и издевается! У него все есть в жизни, так нет, он еще решил поглумиться!» Рванувшая наружу злость, пожалуй, была самым сильным чувством, которое когда-либо испытывал Александр. Он вскочил, опрокинув чашку с остатками кофе. Хлопнул по столу обеими ладонями и заорал, громко, противно, срываясь на визгливые истеричные нотки:
– Какие чудеса?! Урод! Сидит тут, холеный, упакованный, зубы скалит! Да что ты понимаешь в жизни?! У меня семья, кредиты! Вот-вот с работы попрут! А ты мне про чудеса?! Не хочешь на работу брать, так и скажи! А зачем издеваться?! Дрррянь!
С этими словами Александр наконец-то заткнулся и, нарочно смахнув со стола все, что на нем стояло, вылетел из кафе. Он еще слышал, как вслед ему от бармена донеслось: «Эй, а деньги?!» – но уже не видел, как его давешний собеседник властным жестом остановил бросившегося было в погоню охранника.
– Не стоит. Я заплачу, – произнес брюнет, не отрывая взгляда от стеклянной двери, затем медленно достал из внутреннего кармана пиджака бумажник и бросил на залитый стол крупную купюру. – За беспокойство.
Александр брел по узким переулкам до ближайшей станции метро, проклиная все на свете. Он ненавидел этот слишком большой, слишком шумный, слишком требовательный город. Ненавидел в том числе и за эти темные глухие улочки. Зачем только он свернул сюда с сияющего огнями проспекта? Два шага – и не видно ни зги. Единственный работающий фонарь, и тот почти не дает света. И почему он тут родился? Зачем он вообще родился?
«Урод! Вот же урод! Все уроды! Расстрелять всех! Все козлы!.. Начальник урод!.. Жена стерва!.. Еще этот… Чудеса ему… Расстрелять всех!.. Всех! Всех!»
В этот момент свет от фонаря что-то заслонило. В темноте Александр тут же споткнулся. Это привело его в еще большую ярость. Он поднял глаза, пытаясь рассмотреть, что загораживает свет.
– Что за черт? Бардак везде!
Однако увиденное заставило мужчину заткнуться. Между ним и фонарем парил в воздухе, взмахивая черными крыльями, давешний собеседник из кафе. Из-за падающего сзади света казалось, что черты его лица слегка изменились, будто рука художника облагородила их и одновременно сделала куда более пугающими.
