… Снег пошел ближе к полудню. Седые тучи медленно и торжественно, подобно кораблям на небесном параде, выплыли из-за хищных склонов хребта Тистаберг и двинулись тяжелой эскадрильей на столицу славного королевства Хемитар. У самой Дворцовой площади, словно пропоров днище острием шпиля, они замерли, и на посеревший лед городских улиц упали первые морозные звездочки. Крупные хлопья закружились в воздухе, танцуя между небом и землей. Белый полог укрывал город, окрестные графства, раскинувшийся на западе Медвежий лес, неуступчивый кряж Станплар, Золотой дол на границе с эльфийским княжеством, каменные россыпи владений Милтарг. Снегопад прекратился только к вечеру, и в серебристо-сером мареве звездной россыпью искрились заснеженные сосны, да пушистые сугробы, пьющие молоко лунного света. Мир словно замер, не решаясь тревожить хрупкую прелесть зимнего убранства.
Овцы заорали среди ночи, да так истошно, что Марк Ягре услышал даже сквозь хмельную сонную муть. Десятнику Златодольской крепости, коих по всей границе построено было немало, потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что это не сигнал тревоги, не вопли начальника гарнизона, а ночные метания испуганной кем-то отары.
– Чтоб вам пусто было… – проворчал он, нашаривая сапоги. – Вот ведь твари безмозглые!
Ругая, на чем свет стоит, овец, темень, всех своих ближних и дальних родственников, мужчина накинул кожух, подхватил в сенях топор и шагнул на залитый лунным светом двор.
Да, собственно, и началось все с дядюшкиного письма, которое привез на заставу чернявый парнишка. Едва взглянув на кусок желтоватой бумаги, покрытый убористыми каракулями, Марк понял, что спокойная жизнь в гарнизоне закончилась: отец и младший брат умерли в начале зимы от лихорадки, иных наследников не осталось… Так что возвращайся, дорогой племянник, принимай хозяйство.
Упомянутое хозяйство он честно принял неделю назад, как вернулся в родную деревню, прилепившуюся у самого подножья Скалы Ворон, и теперь так же честно мечтал от него избавиться. Старый, еще дедом построенный дом возле дремучего леса, сарай, две дюжины ульев, куры и полтора десятка овец, мечущиеся по загону. Волки что ли подойти удумали? Зима в этом году снежная, добычи серым мало, вот и тянуло их к жилью человеческому, мрачно подумал десятник, шагая к загону.
Гибкую фигуру, махнувшую через забор, он заметил прежде, чем тронул калитку. В пасти волка безжизненной тряпкой мотался ягненок из тех, что народились осенью. Наверное, кувшин забористого пива, выпитый в корчме, был лишним, иначе бы Марк обратил внимание на куда более крупный размер волка, а то и вспомнил слова шорника про поселившегося в лесу оборотня, но пьяная удаль ударила в голову.
– Стой, паскуда хвостатая! – рявкнул Ягре и побежал следом, воинственно потрясая топором.
Волк несся к лесу тяжелыми прыжками, припадая на переднюю лапу, а среди белого снега луна высвечивала черные провалы следов. Понимая, что догнать вора не выйдет, Марк со злости метнул в него топор – зверь отскочил в сторону, выпустил добычу и уставился на преследователя.
– То-то же! Иди обратно в лес! – крикнул десятник, нашаривая в снегу импровизированное оружие.
Однако волк застыл черной тенью в десятке шагов. Широкая грудь зверя ходила ходуном, брюхо словно пристало к спине, только желтые глаза горели решимостью. Ягненок был безнадежно мертв, и бросить бы его здесь же (все равно Марк собирался продать дом вместе с хозяйством и окончательно перебраться в Приграничье), но дорвавшийся до дармовой ягнятины серый разбойник запросто мог прийти еще раз. Взяв несостоявшуюся добычу за задние ноги, Ягре хотел, было, забросить ее на плечо, но волк, находящийся на другом конце прогалины, словно вырос из ниоткуда, ухватил ягненка за голову и потянул на себя.
