Амина
– Даже не представляла, что в Москве есть такие места, – говорю, хватаясь за руку мужа и удивленно глазея по сторонам.
Вокруг высятся промышленные здания, почерневшие от времени, а за ними виднеются перевитые площадками и лестницами огромные трубы, даже издалека напоминающие чудовищные жерла.
– Чугунолитейный завод. Раньше было передовое предприятие. А теперь можно снимать стимпанк. – улыбается Герман. Вглядываюсь в любимое лицо. Очень хочется дотронуться ладонью до коротко стриженого затылка, обвить руками крепкую шею, заглянуть в карие глаза. Останавливаю саму себя – «на людях нельзя, нельзя!».
– Жутковатое место, – вздыхаю я, все еще не в состоянии поверить, что позволила мужу привезти меня на заброшенный завод.
– Атмосферное, – довольно хмыкает супруг. – Ну, а где еще проводить бои без правил? Народ так и прется от естественных декораций.
– Тебе виднее, – шепчу, беря его под руку. Провожу пальцами по кашемировому рукаву, в который раз наслаждаясь мягкостью ткани. И тут же цепляюсь ногой за какую-то болванку.
– Просил же не надевать каблуки, – добродушно бурчит Герман, подхватывая меня. Обнимая, притягивает к себе и больше не отпускает. Его рука крепко поддерживает меня за талию. Так и входим в зал, будто счастливые молодожены.
Там, откуда я родом, не принято проявлять чувства при посторонних. Муж и жена редко касаются друг друга на людях. Любые, даже невинные ласки просто запрещены. И первое время меня коробит от избытка эмоций Германа, которые он даже и не думает скрывать. Его мимолетные прикосновения поначалу приводят меня в ступор. Дергаюсь, когда его губы накрывают мои в полумраке машины.
– Не бойся, – ворчит он, – никого же нет.
«Ну как нет! – хочется возразить мне. – А водитель и охранник на переднем сиденье?»
Но тут воспитание снова берет свое. Слово мужа – закон. Мужчине нужно оказывать почести и никогда не перечить, ибо он – совершенное создание Аллаха. Поэтому подчиняюсь ему. Всегда и во всем.
– Ну, как тебе? – отвлекает от нахлынувших воспоминаний Герман.
В изумлении рассматриваю огромное помещение. Вероятно, когда-то здесь было производственное здание. И судя по рельсам, тянущимся в два ряда и уставленным широкими чугунными вагонетками, тут находился цех готовой продукции. Сейчас же на каждой из них стоят рядами мягкие кресла, почти все заполненные зрителями. Да и само помещение больше напоминает театр, хотя и в других декорациях. Задираю голову вверх и с интересом рассматриваю тянущиеся вдоль стен балконы. Наверняка раньше их использовали как переходы. А сейчас по воле организаторов там устроили галерку.
– Интересное оформление пространства, – со знанием дела киваю я мужу.
– Алишер творит чудеса. Я сам обалдел, когда увидел впервые. И безумно рад, что сумел вытянуть тебя. Такое не передать словами, – радостно заявляет супруг, привычно чмокая меня в висок.
Мысленно вздрагиваю. Хотя умом понимаю, что нет в действиях Германа ничего плохого. Наоборот, он любит меня и гордится. Здесь, в Москве, никто не осудит. У людей нет предрассудков и средневековых понятий. Но все равно в ушах звучит отцовское «харам!».
Прогоняя дурные воспоминания, теснее прижимаюсь к мужу.
– Угадай, где наши места? – довольно хохочет он.
– Э-э… дай-ка подумать, – дурачусь я. – Мы сидим на галерке? Чтобы был лучше виден рисунок боя? Или в заднем ряду партера?
– Именно там. Как ты догадалась? – весело фыркает муж, ведя меня за руку вдоль платформы, стоящей прямо около ринга. И поравнявшись с высокими оббитыми красной кожей креслами первого ряда, легко и непринужденно поднимает меня на чугунную поверхность.
– Галерка, партер, – бубнит он, вскакивая следом. – Прошу, мадам! Пальто не снимай, – бросает, слегка поморщившись. – Тут вечно сквозняк.
