Когда эта история началась, Сурин помнил отчётливо: летним вечером он стоял у окна и смотрел на дождь, который подчинил себе весь городок.
В дверь позвонили, он не шелохнулся: его настроение вполне можно было бы назвать умиротворённым, благодаря хорошему пищеварению, прохладе, которую принёс с собой ливень, и сознанию собственной значимости. Последнее он любил подчёркивать, потому и ждал, когда прислуга соизволит открыть дверь его дома, чтобы впустить для него новости. «Если хочешь быть свободным, будь финансово независимым», – не первый год твердил он себе подслушанные чужие советы и не терял времени даром.
В ответ на слова горничной Сурин услышал знакомые интонации своей секретарши. Когда он предстал перед ней, та уже прощалась. Она изрядно промокла под дождём и выглядела, как мокрая кошка, но смотрела по-прежнему независимо: ей, похоже, не приходило в голову стесняться своего вида.
– Что такое, Таэра? – спросил он в своей обычной манере бога перед тварью. – Мне кажется, не так давно мы с вами простились?
– Вам письмо, – невозмутимо ответила секретарша. – Вы просили приносить личную почту, приходящую в офис, в любое время. Сегодня она поздняя.
Пока она говорила, хозяин прикинул в уме, что ему известно о ней. Из бедной семьи, каких здесь полно, работает у него года три, говорят, танцует в одной из забегаловок какие-то довоенные смехотворные пляски. Сурин представил её кружащейся в танце: да, вполне!
– Пройдите, осмотритесь в моём доме, – ни с того ни с сего разрешил он и сам себе удивился.
Это был поистине широкий жест, таких слов он от себя не ожидал. А мокрая курица даже не округлила глаза, будто так и должно быть. Впрочем, она вежливо отказалась, а он, неизвестно отчего растерявшись, вскрыл принесённое письмо. Всего каких-то десять строк – и умиротворение как рукой сняло. Досада. Да ещё сознание собственной значимости – иначе он не Сурин!
– У меня будет к вам просьба, Таэра, – сухо, как и положено говорить с подчинённой, произнёс он, – скоро у нас появится человек. Работник. Введёте его в курс дела. Поможете. Заодно расскажете мне о нём.
– Я могу идти?
– Свободны, – холодно изрёк Сурин, словно вынес приговор.
В окно он видел, как девушка, легко перепрыгивая через лужи, скрылась сперва за дождём, потом за домом и совсем исчезла из его жизни. Сурин был слегка задет той лёгкостью, с какой она стряхнула и его значимость, и его поручение, и его самого.
Не прошло и недели, как Таэру вызвали в кабинет Сурина. С ним был высокий молодой мужчина в защитного цвета рубашке, слишком тёплой для здешних мест.
– Таэра, это ваш… э-э… служащий. Знакомьтесь.
– Сурин, – негромко представился «её служащий», и Таэра невольно посмотрела ему в лицо.
Тяжёлый. Это слово пришло в голову, и к чему оно, девушка не знала. Зато знала, к кому относится. На фоне лощёного Сурина, её патрона, бывшего в своей стихии, второй Сурин выглядел уродливым гигантом, совершенно в этом месте лишним. Она кивнула ему – мол, очень приятно. Как зовут, услышал.
– Она покажет твоё рабочее место и поможет… Спрашивай, – в спину им сказал хозяин обоих.
Несколько дней контора гудела от новости: у Сурина, оказывается, есть старший брат! Родной! Совсем непохожие, сводные, может? Или двоюродные? У этого, видно, дела плохи: работает на родственника почти что за так (курьеру и то больше выходит), живёт в халупе, за которую и денег не взять, и смотрит волком!
Таэра в эти дни совершенно забыла о танцах: прибывший Сурин был непригоден копаться в бумагах, а по причине его немногословия трудно было установить, понимает он, что требуется делать, или нет.
Стараясь отделаться от груза безрезультатной работы, девушка свободное время проводила у моря, чтобы на следующее утро вновь увидеть невыразительное лицо «своего» протеже с неизменным выражением напряжённой задумчивости.
