Никос Катракис был, без сомнения, самым опасным человеком на шикарной яхте. Как правило, Тристанне Барбери хватало одного взгляда на такого мужчину, настолько явно излучающего силу, чтобы потом держаться от него как можно дальше.
Любой мужчина, одним своим присутствием заставляющий потускнеть сияние средиземноморских вод, был слишком сложен для Тристанны, но она напомнила себе, с трудом разжимая кулаки, что речь сейчас не о ней, а о ее матери и ее невообразимых долгах, и Тристанна сделает все, что должна, чтобы спасти свою мать.
На борту было много богатых влиятельных мужчин, плечом к плечу стоявших у перил и смотревших на сверкающий Лазурный Берег, засаженные оливковыми деревьями холмы и светлые фасады порта Вильфранш-сюр-Мер слева, красные крыши вилл на мысе Кап-Ферра справа и раскинувшуюся вокруг них бухту Вильфранш, мерцающую в лучах полуденного солнца. Однако Никос Катракис отличался от них, и не только тем, что яхта принадлежала ему и его окружала почти видимая собственническая аура. Дело было даже не в ощутимой физической силе, на которую он, казалось, накинул покрывало спокойствия, разлитого по всей его фигуре, с нарочитой небрежностью одетой в легкие джинсы и белую рубашку с расстегнутым воротом. Дело было в нем самом: в том, как он стоял, властный и отстраненный, один в центре собственной вечеринки. Он излучал яростную энергию, одновременно привлекая внимание и отпугивая всех, кроме самых смелых. Этот эффект не ослабел бы, даже если бы он был некрасив, каковым – во всех смыслах – он не был. По позвоночнику Тристанны прошла волна дрожи; она не могла отвести глаз от Никоса. Он был еще более могучим, чем ее отец, но не таким холодным. Почему-то ей казалось, что он не был бесчеловечным, как ее брат, Питер, человек настолько жестокий, что отказался оплачивать медицинские счета ее матери.
Глядя на Никоса, Тристанна почему-то вспоминала о драконах, как будто он был таким же волшебным и опасным существом или героем эпоса. Ей вдруг очень захотелось набросать резкие линии его лица. Ее брат, лишенный чувства прекрасного, отнесся бы к этому порыву с презрением, и именно поэтому Никос Катракис был единственным человеком, который подходил ей. Она тратила время, глазея на него и пытаясь собраться с духом, хотя знала, что Питер скоро начнет ее искать. Она знала и то, что он не доверял ей, хотя она согласилась стать частью его игры, вот только играть она собиралась по своим правилам. Для этого ей нужен был человек, которого Питер ненавидел больше всех на свете и считал своим главным деловым врагом.
Волнение стало таким сильным, что ее колени словно превратились в желе. Она очень надеялась, что он не заметит этого и увидит только «ледяную» Барбери – единственное, что, по словам Питера, видели люди, глядя на нее.
«Пора нам извлечь преимущество из имеющихся у тебя средств», – сказал Питер своим холодным голосом. Тристанна отогнала это воспоминание: ставки были слишком высоки, чтобы растравлять себя еще сильнее, на кону стояла жизнь ее матери и ее собственная независимость, которой она так долго добивалась. Тристанна глубоко вдохнула, произнесла короткую молитву и направилась к Никосу Катракису, пока не успела передумать.
Никос поднял глаза от своего напитка, и их взгляды встретились. Его глаза были цвета крепкого чая, светлее, чем волосы и брови, контраст с которыми заставлял их мерцать, как старое золото. У Тристанны сбилось дыхание, смех и звон бокалов вдруг перестали достигать ее ушей, она забыла, зачем пришла сюда, как будто весь мир утонул в этом расплавленном золоте.
