Владислав
На огромной скорости я мчусь по этому ненавистному курортному городу и рассекаю его чистый воздух такой несвойственной мне вспыльчивостью, а затем вспоминаю об испуганной юной пассажирке и плавно сбавляю скорость. Почему-то не за себя больше переживаю, а за нее, обнаглевшую девчонку, что растерянно притихла на соседнем сидении и теперь молчит: чувствует, как меня распалил ее до боли острый язычок. Только бы не уснула, иначе как ее, сонную такую, возвращать родителям?
Ненадолго поворачиваю голову и слежу за ней взглядом: не спит вроде, понимает и осознает, что многое говорить, вроде бы, и не следовало, но тут я сам виноват. Чертовой добротой ее разбаловал – сам же, чудак, и получил за то, что позволил ей с собой разговаривать так грубо и вести себя, не подумавши.
Вспоминаю ее слово «чужеземец», а самого выворачивает всего наизнанку от невиданных эмоций. И что она там плела в нашу первую встречу? Что сейчас отношения между туристами и местными – лучше стали?
Болтушка чертова, вот болтушка!
Но красивая, зараза.
Чувственная, желанная, но такая испуганная. Ляпнет сначала – а потом пугается. А волосы ее черные длинные с ума как сводят…
Ох, черт! Держись, Влад, держись!
Меня настолько выводят из себя ее слова с контекстом о чужеземце, что я весь горю от желания увезти ее отсюда, из этого чертового ненавистного городка и окунуть ее, домашнюю девочку, в столичную атмосферу.
Чтобы Нина поняла, с кем связалась. Чтобы она впредь держала свой язычок за зубами при мне, столичном госте, и чтобы не сопротивлялась, когда сама же хочет меня до дури. А она хочет, я видел ее реакцию на себя и свои руки, вот только слова мои отрезвили и разбудили ее редко дремлющую гордыню.
Чужеземец я для нее.
Ни за что она не поехала бы со мной, чужеземцем в проклятую столицу. Уезжать мне говорит, наглая девочка. Еще какая наглая да упрямая!
Так вот нет, милая, не на того ты напала. Только с тобой уеду, моя прекрасная гордая девочка, ты ведь мало обо мне чего знаешь. Даже лучше: ты обо мне не знаешь ничего, поэтому мне придется показывать тебе, каким я могу быть нежным и жестоким, любящим и ревнивым одновременно.
Острая на словечки, но испуганная моей реакцией, девочка не уснула. Только остановил свой авто у ее дома, как Нина тут же выпорхнула из него и нехило хлопнула дверью, рванув к своему дому.
Вот тебе ни здравствуйте, ни до свидания! Только манерам учить проказницу.
Проводив взглядом и удостоверившись в том, что Нина вошла на территорию частного дома, я рванул к себе в отель.
Вот я чертов мудак, еще в заведении почувствовал ведь неладное, а значения не придал этому. Оказалось, что какой-то вшивый бармен позвал Нину на свиданку, чтобы не упустить девочку черноволосую, и она согласилась. Конечно, это ведь не какой-то чужак на Феррари, мать ее! Видно было, что давно влюблен этот бестолковый парнишка, тащится за ней по пятам и глазками своими мажет. Ну, ничего, теперь ты даже выеденного яйца в ее глазах не стоишь, придурок.
– Ликвидирован, – холодно произношу я и улыбаюсь. Возвращаю себе хорошее расположение духа и голову на место ставлю.
И куда только девается моя холодность рядом с этой несносной девушкой?!
Поставил машину на стоянку и зашел в отель, в котором холеные девушки-администраторы приветливо улыбнулись мне. А за спиной эти тоже называют меня чужеземцем? Нет, вероятно, они только и мечтают о том, чтобы их забрали в столицу. Какой-нибудь богатенький папик, раз помоложе не удается подцепить, и оттого плевать им, что он чужеземец. Эти женщины для столицы рождены, не то, что та домашняя черноволосая девочка по имени Нина.
Я уверен в этом, ведь через каких-то двадцать минут я выхожу из душа, а по моему приглашению на кровати уже лежит одна из тех администраторш. Верхняя пуговица ее белой блузы расстегнута, а светлые прилизанные волосы распущены. Она мне совсем не нравится, ведь перед глазами стоят непослушные черные пряди Нины, а длина ее волос так и манит с силой накрутить их на кулак, чтобы неистово целовать их обладательницу.
