Посвящается десяткам парней из 2-го батальона 7-го полка морской пехоты, которые отдали свою жизнь и здоровье в иракской провинции Аль-Анбар в 2007 году и в афганской провинции Гильменд в 2008 году, а также десяткам тысяч людей из команды «Рубикон», которые не прекращают служения своей стране даже после того, как сняли военную форму.
Ваш дух и готовность к самопожертвованию способны изменить направление жизни всего поколения.
Из каждой сотни мужей, пришедших на битву, десяти вообще не стоило бы там появляться. Восемьдесят – это не более чем стадо овец. Девять – настоящие бойцы, и их присутствие благотворно, ибо они определяют исход боя. Да, есть и еще один – полководец, который заботится о том, чтобы все остальные вернулись домой.
Гераклит, примерно 500 год до н. э.
Данная книга о том, как стать этим одним из сотни, будь то на настоящем поле боя или на полях сражений, разворачивающихся в бизнесе. Она о том, как подготовиться к битве в обстановке мощного давления и неопределенности, о том, как найти и возглавить тех девятерых, которые определяют ход боя, и, наконец, о том, как вернуть всех с победой домой. В сегодняшнем мире бизнеса, где ставки очень высоки, все не могут быть полководцами, зато могут быть лидерами, о какой бы сфере деятельности ни шла речь.
18 февраля 2007 года
Мои глаза разъедал соленый пот. Взгляд лихорадочно метался между догоравшим «Хаммером» и четырьмя стоявшими вокруг мужчинами. На какое-то мгновение я растерялся, не понимая, что происходит. Всего несколько минут назад я, младший капрал морской пехоты, сидел за рулем «Хаммера», следуя за тремя машинами, спешившими на помощь взводу морских пехотинцев, зажатому противником в опасной болотистой местности неподалеку от иракского города Эль-Фаллуджа. Я прибыл в Ирак всего две недели назад, и это была моя первая боевая командировка. И вот я стою на коленях перед трупом своего друга – младшего капрала Блейка Хоуи и не знаю, что будет дальше.
Когда рядом с головной машиной взорвался фугас, установленный на обочине, мне показалось, что это просто выхлоп двигателя. Я едва заметил вспышку и ощутил только удар взрывной волны по броне. А потом начался настоящий кошмар. Я схватил винтовку, выскочил из «Хаммера» и помчался к горящей машине. Там я наткнулся на командира нашего отделения сержанта Розенбергера. Он ехал как раз в подорвавшемся грузовике. Его нога была вся иссечена шрапнелью и залита кровью, но он оставался спокойным и собранным. Розенбергер попросил у меня рацию.
– Роз, ты ранен! – крикнул я, глядя на его ногу.
– Вуд, заткнись и живо дай эту чертову рацию, – ответил он, стараясь не опираться на поврежденную ногу.
Я указал на свой «Хаммер» и объяснил, что моя PRC-119 лежит рядом с водительским сиденьем. Сержант заковылял к машине. Буквально через пару секунд я уже мчался вслед за ним к горящему мосту и стоящему возле него «Хаммеру», который теперь тоже был охвачен огнем.
А потом я помню только, что стоял на коленях в луже крови перед телом своего погибшего друга. Двое пехотинцев, которые тоже были ранены и еще не отошли от шока, оттащили меня от него. Над телом склонился наш фельдшер Кампанали, пытаясь обнаружить признаки жизни. Чуть позже к нам подбежал капрал Уильямс, ехавший на второй машине, которая к этому моменту тоже была уже полностью объята пламенем. Мы оказались отрезанными от остального взвода.
Только тут мне вдруг стала понятна вся серьезность нашего положения. Мы были видны как на ладони. У нас не было рации, и от хвоста колонны нас отделял широкий канал. Хуже всего было то, что с гибелью сержанта Розенбергера мы остались без командования. Я встал и сказал: «Пейн, пройдись дальше по дороге и прикрой нас с той стороны. Лэтчер, займи позицию в десяти метрах на обочине и обеспечь оборону с фланга». Потом я взглянул на капрала Уильямса. Формально он был самым старшим по званию среди нас, но в его глазах я увидел нерешительность. Хотя это была его вторая командировка, я почувствовал, что именно в этот критический момент он не готов отдавать приказы, и понял, что надо брать командование на себя.