Посреди улицы Верцингеторига какой-то верзила схватил Матье за руку; на другой стороне по тротуару прохаживался полицейский.
– Дай мне что-нибудь, шеф, я хочу есть.
У него были близко посаженные глаза, из толстогубого рта разило алкоголем.
– А может, выпить? – спросил Матье.
– Ну что ты, старина, что ты, ей-богу, нет, – заплетающимся языком пробубнил верзила.
Матье нашарил в кармане монету в сто су.
– Да мне на это наплевать, – успокоил его Матье, – это я так, к слову.
И протянул монету.
– Молодец, – забормотал, прислоняясь к стене, верзила. – Сейчас я пожелаю тебе что-нибудь потрясающее. Скажи-ка, чего тебе пожелать?
Оба они задумались, потом Матье сказал:
– Чего хочешь.
– Ну ладно, пожелаю тебе счастья, – изрек верзила, – вот так!
Он победоносно засмеялся. Матье увидел, что полицейский приближается к ним, и встревожился за пьянчугу.
– Ну, хватит, – поторопил он его. – Прощай!
Он хотел уйти, но верзила его задержал.
– Одного счастья мало, – сказал он мягко, – это мало.
– Что ты имеешь в виду?
– Хочу тебе что-нибудь подарить…
– Сейчас я задержу тебя за попрошайничество, – пригрозил полицейский.
Он был совсем молодой, розовощекий, но пытался напустить на себя суровость.
– Ты уже полчаса пристаешь к прохожим, – добавил он неуверенно.
– Он не попрошайничал, – живо возразил Матье, – мы просто разговаривали.
Полицейский пожал плечами и отправился своей дорогой. Верзила основательно шатался; казалось, он даже не заметил полицейского.
– Придумал, что тебе подарить. Подарю тебе марку из Мадрида.
Он вынул из кармана зеленый картонный прямоугольник и протянул его Матье. Матье прочел надпись на испанском и французском:
«С.П.Т. Конфедеральный ежедневник. Оттиск 2. Франция. Анархосиндикалистский комитет, 41, улица Бельвиль. Париж XIX». Марка была приклеена под адресом. Она была тоже зеленая, с мадридским штемпелем. Матье протянул руку:
– Большое спасибо.
– Осторожно! – прорычал верзила. – Это же… это же из Мадрида!
Матье посмотрел на него: у того был взволнованный вид, он делал отчаянные усилия, чтобы выразить свою мысль. Потом отказался от этого и только повторил:
– Из Мадрида!
– Я понял.
– Клянусь тебе, я хотел туда поехать. Да не удалось.
Он помрачнел, сказал: «Подожди», – и медленно провел пальцем по марке.
– А теперь можешь ее взять.
– Спасибо.
Матье сделал несколько шагов, но субъект окликнул его:
– Эй!
– Чего тебе? – спросил Матье.
Тот показал ему издалека монету.
– Тут один тип дал мне сто су. Хочешь, угощу тебя ромом?
– Как-нибудь в другой раз.
Матье ушел со смутным сожалением в сердце. В его жизни был период, когда он бесцельно слонялся по улицам и по барам и первый встречный мог его куда-нибудь пригласить. Теперь с этим покончено: к чему? Но типчик попался презабавный. Он собирался сражаться в Испании. Матье ускорил шаг и с раздражением подумал: «Так или иначе, нам нечего было сказать друг другу». Он вытащил из кармана зеленую открытку: «Она из Мадрида, но адресована явно не ему. Вероятно, кто-то ему ее дал. Перед тем как подарить, он много раз потрогал ее – еще бы, она пришла из Мадрида! На его физиономии было написано странное волнение». Матье, в свою очередь, на ходу посмотрел на марку, затем опустил картонный прямоугольник в карман. Раздался гудок локомотива, и Матье подумал: «Я уже старик».
Было без двадцати пяти одиннадцать; Матье пришел раньше условленного срока. Он прошагал, не останавливаясь и даже не поворачивая головы, мимо маленького голубого домика. И все же искоса посмотрел на него: все окна были темны, кроме окна мадам Дюффе. Марсель еще не успела открыть входную дверь. Она сейчас склонялась над матерью и грубыми мужскими движениями устраивала ее в большой кровати с балдахином. Матье был мрачен, он думал: «Пятьсот франков, а ведь надо дотянуть до двадцать девятого, это по тридцать франков в день, даже меньше. Как я управлюсь?» Он повернул и пошел обратно.
