В давние-стародавние времена, о которых никто не помнит, потому что некому о них помнить, вокруг было лишь абсолютное ничто. Ни света, ни тени. Ни верха, ни низа. Двигаться нечему и двигаться некуда.
И в этом абсолютном ничто произошло то, что стало первым законом вечности:
Ничто не вечно.
Внезапная вспышка всколыхнула абсолютное ничто. Да и то! – всколыхнуть абсолютное ничто можно лишь условно.
Так появился второй закон вечности:
У всего есть своё начало.
Вспышка не гасла и не горела – она просто была. Но этого оказалось вполне достаточно.
Она накапливалась, вбирала в себя пустоту, осмысливала её. И однажды – ведь ничто не вечно и у всего есть своё начало – произошло то, что изменило всё.
Вобрав в себя абсолютную пустоту, повторив её и умножив, вспышка погасла. Но, умирая, вспыхнула так ярко, что разделила пространство на свет и тень.
Свет и тень тут же ринулись друг к другу, перемешались, но слиться уже не смогли. И, раскрывая объятья, они создали то, что из чего после появилась вся магия всех миров:
Звук…
* * *
Всё произошло так. Или почти так. Потому что некому об этом рассказать…
Раскрытые глазницы заливал дождь, но он не поднял руки, чтобы вытереть лицо и даже просто не закрыл глаза. Он просто лежал и позволял воде окутывать себя.
Мимо проносились звуки шагов, то быстрые, то осторожные. Некоторые цепочки шагов внезапно обрывались глухим шлепаньем. После раздавался булькающий хрип или вовсе ничего.
Но для лежащего это не имело значение. Он не был ни мертвым, ни живым – он вообще был никем. Просто телом.
Его когда-то сделали для потехи публики, одевали в красивые одежды, ставили в стеклянную будку рядом с другими телами, одетыми в красивые одежды. Теперь же они все лежали в грязи, обсыпанные осколками, ошметками.
Небо наверху переливалось всевозможными неестественными цветами. Наверное, это было красиво.
Но ни он, ни подобные ему не могли это видеть, потому что их глаза не умели видеть. А если бы они и могли видеть, то увидели бы, как по небу между яркими вспышками пробегают черные ломаные линии. Пробегают и тут же исчезают, словно их и не было вовсе.
Это бы и могли бы увидеть и другие, настоящие. Но никто из них не смотрел на небо – они бежали, пригнув головы, ища укрытия. Кричали, молили о спасении. Их крик поднимался к небу, именно он и разрывал синюю гладь.
Крик! А не вспышки, выстрелы или что-то другое. Именно крик!
А когда небо расцвело по-особенному ярко, миллиарды голосов слились в единый крик. Небо не выдержало натиска и бесчисленным числом осколков рухнуло на землю!..
Всё стихло…
Странно, но упав на землю, осколки посерели, рассыпались в прах.
Прах покрыл всё вокруг.
Как долго это продолжалось, никто не знал, потому что уже некому было знать.
Звук!
Он прозвучал неожиданно. Но в мёртвом мире удивляться некому.
Звук повторился.
Ещё раз. Ещё! Ещё!
Разлился множеством голосов.
Почерневшее небо задрожало. Причем так сильно, что чернота местами треснула, и сквозь трещины забил яркий свет! Вскоре он уже заполнил собой всё небо.
Тут голоса на мгновенье замерли и зазвучали по новой, но уже иначе. Явно различались мужские, женские, детские голоса. Они сплелись в множество разных звучаний, вознеслись, до красноты накаляя небо, и внезапно комом рухнули вниз.
От удара серая корка треснула и рассыпалась, обнажив останки умершего мира. И воцарилась тишина…
Небо долго остывало. Остывая скукоживалось в рваные серые тучи. Остынув окончательно, пролилось дождем. Обыкновенным дождем, а потом из одного края мира в другой перекинулась радуга, и там, где её концы уткнулись в землю, поползли зелёные, жёлтые, красные, синие пятна. Они закрасили руины, воронки, проложили русла, подняли вершины, наполнили воздух свежим благоуханием, шелестом, криками птиц и животных.
