Только древние старухи знают, какая в словах может быть заключена сила!
Качая младенцев, они, шамкая беззубыми ртами, просят домашних духов уберечь дитё от болезней, горестей. Наклонив голову, прислушиваются – не раздаются ли шаркающие шаги смерти? Если раздаются, нужно побыстрее положить в колыбель куклу, а самого новорожденного – спрятать на печи или за лавкой. Твердо веря, что чёрная карга, потыкав твёрдое тельце крючковатым пальцем, решит, что работа сделана.
Они не садятся прясть пряжу, когда мужчины на охоте или ушли на промысел, потому что знают: каждый узелок – это лишний камень под ногами. Они верят, что если нить разотрёт мозоль и окрасится в красный, то ушедшего ждёт беда в дороге.
Они не пускают молоденьких девушек по воду на рассвете или закате, потому что знают: в это время на водопой идут змеи. И если кто из них присмотрит себе среди девиц невесту, то никакие замки не уберегут несчастную.
Они знают…
Их беззубые рты шамкают заклятья, а слеповатые глаза пристально следят за тем, как степенно передвигаются по жилищу домашние духи. Потому что ежели вдруг они начинают суетиться – значит, где-то вдали заскрипела деревянная нога лиха. Нужно поскорее закрыть и перекрестить ставни, созвать детей со двора, запереть скотину и помолиться, чтобы великанша пробежала мимо, не заметив жилища своим единственным кривым глазом.
И пусть смеются над ними молодые, считают всё это старческой брехнёй, суеверием. Старухи лишь хмыкнут в ответ и продолжат творить ту самую магию, благодаря которой когда-то и появились домашние духи…
* * *
Ещё в те времена, когда очаг складывался из камней в центре жилища, старухи собирались в круг и, раскачиваясь, монотонно бубнили:
– Пусть болезни пройдут мимо! Пусть зима будет мягкой! Пусть мужчины вернутся с охоты целыми и с добычей! Пусть дитё родится здоровым и роженица не умрёт! Пусть… Пусть… Пусть…
Дожив до столь преклонных лет, старухи знают, чего на самом деле нужно бояться.
Так, формируя в слова самые главные угрозы обычной жизни, женщины творили то самое волшебство, на которое способны в том числе и люди.
Озвученные слова концентрировались в языках пламени, сохранялись в углях и постепенно насыщали камни, из которых сложен очаг.
И вот однажды один из таких камней зашевелился…
Сперва он просто шевелился, как шевелится яйцо, в котором цыплёнок только пробует силы. А когда пришло время, камень откатился от очага.
Катился до тех пор, пока не ударился о стену, и оболочка не рассыпалась в труху. Так на свет появился лохматый, немножко неловкий, с несуразно длинными руками домовой.
Он оглядел жилище, которое ему теперь предстояло беречь, и принялся за работу.
* * *
Конечно, не сразу всё пошло гладко. Если домовой чувствовал конфликты, то начинал лениться и пакостить: дразнил кошку, скисал молоко, не давал спать младенцу. Если не чувствовал, то старательно выметал тараканов, пауков, выбирал личинки из зерна, расчёсывал пряжу.
Увы, с достатком в дом приходили ссоры. А людям свойственно винить в своих бедах кого угодно, но только не себя.
А поскольку домовые родились из людского слова, им ведомы и такие недостатки смертных, как, например, обида.
И вот собрались как-то духи одной деревни, пошушукались и решили пойти правду поискать, как водилось в те времена, у эльфов. Вот только кто их поведёт? Обратились к людям. Те, недолго думая, выпихнули мальчонку-сироту, мол, веди!
Нечего делать! Повёл бедняга домовых к эльфам.
Шли долго. Через леса, степи, деревни. Не привыкшие к походам домовые ныли, натирали ноги, не знали, как добыть пищу, боялись холода, темноты и длинных предрассветных теней.
Мальчонка носился с каждым, себя не жалея. Кому, как не сироте, знать, насколько страшным может быть сумрак!
