Всегда твой, но сегодня чуть меньше

Я помню этот сон. Не все детали, конечно, но, к удивлению, знаю всё до мелочи. Помню, чего не знаю… как же это описать, не запутавшись? Когда ты находишься во сне, любая фантасмагория будет в порядке вещей, а сейчас всё было чересчур нормально, вызывая эффект зловещей долины. Мир вокруг казался, а не был знакомым. Всё шло по-обычному: день сократился на три минуты, горизонт запоздало выплёвывал лучи солнца, проблески очерчивали почти нескончаемую степь, однако обведённую кругом из густого леса с одной стороны и пеньков крыш деревни с другой. День намечался быть плаксивым: серые куски грозовых облаков сгущались от ревущего в ушах ветра, играющего с самим собой в перегонки. Помню, что тогда было очень жарко, но в этот день всё окружил лёгкий туман, сбавляя градус. Посередине затоптанного скотом поля была выбоина с озером, которому давно суждено превратиться в болото. «Наплаканное» – назвали местные. Я сидел возле, на берегу, время от времени тело подрагивало из-за сочетания накопившейся влаги на кофте и пронзительного ветра; изредка моргал, смотря в пустоту, пока мозг пытался переварить хоть каплю мешанины. Бычок во рту давно дотлел и весь пепел в танце удалялся. Я пришёл в себя только когда оранжевое отражение от озера выстрелило мне в глаза, оставив на несколько минут с чёрными точками на сетчатке. Осмотревшись, чтобы ответить на вопрос, где я нахожусь (и что такое «я» в принципе), краем глаза я заметил шалаш на пригорке – зданьице, что собрали из чего пришлось: доски с облупившейся краской (где-то и вовсе подгнившие), косая дверь и обрубки утепления из прохудившихся матрасов.

Помню эти просторы со своего отрочества: каждое лето родители спихивали меня с шумного и бурлящего города в размеренно тихое захолустье к бабушке с дедушкой. Помню это поле, что никогда не мог до конца пройти, помню озеро, что с каждым годом редело, старея вместе с местными, ведь новая кровь не оставалась здесь дольше своего совершеннолетия, а лишь поддаваясь ностальгии и спокойствию детства возвращалась даже реже меня, хоть это и не было «моим местом». Ночные гулянки, встреча рассвета, первый затяг сигареты и головокружение после двух разом. Помню, как приходилось выходить в огород и срывать пару корней петрушки для обеда, который варит бабушка, или парное молоко, которое черпаешь железным стаканом с ведра. Я помню всё. Кроме этого шалаша. Шаткое строение не вызывало подозрений – только любопытство и трепет чего-то отдалённо знакомого и одновременно чуждого. Неторопливо я поднял своё грузное, обмякшее тело, непривычно отдающее импульсом в каждом шаге в сторону шалаша. Стоит отметить, что я не впервые «возвращаюсь» сюда: это происходит как минимум раз в год, а в худшие времена может доходить до нескольких раз за неделю; всё время оказываюсь возле озера и искренне удивляюсь новому строению, которого не было в моей памяти. Это будто какая-то программа, сценарий, с заранее прописанными местом, действиями и эмоциями. Я иду, осматриваясь: солнце прошло границы горизонта, но прячется в другие – границы туч. Чем ближе я был, тем отчетливее выдавался скулёж шалаша, а внутри что-то насвистывало. Поле было в разрезах автомобильных колей, каллиграфично выписывающие линии. Отец в свободное время привозил нас на поле, садил меня на колени, чтобы я дотягивался до руля, и мы носились по относительно ровной земле в две головы управляя машиной. Или зачастую огромной компанией разжигали костёр и готовили шашлыки, но не они, конечно, были причиной общего сбора. Куда это всё делось?

Майский жук врезался в плечо, оранжевый свет снова выскочил из плена. Дверь пропищала, я зашёл внутрь: пыль вальсировала клаустрофобно под пробойными лучами помещении, в которое вмещался стол с разного сорта утварью, небольшой лампой и ящиком. За столом сидела… кто же она была? Я пытался выкопать из памяти её вид, эти заметно пышные волосы, скрытые в толстые хвосты с по-ангельски сверкающими «петушками»; пухлые губы и выпученные глаза тёмного цвета, неестественно сочетающиеся со своим обладателем, твёрдые, аристократичные вырезы подбородка и мешковатая одежда, которую она забрала у отца. Тысячи лиц, прошедшие сквозь мою не очень богатую на людей жизнь, никак не напоминали её. Скорее она напоминала одновременно всех: ту, которой ты уступил место в маршрутке; которая невзначай бросила свой взгляд на тебя в отделе бакалеи или всё же та, с которой провёл первое неловкое свидание, но после она тебе так и не ответила, а возможно девушка с которой было всё очень близко, но вы так и не сошлись характерами. Но та, что сидела у стола, наблюдая за пределы пыльной комнатушки через окошко, напоминала их всех разом.