– Она точно чем-то закинулась, говорю тебе!
– Не знаю, зрачки вроде нормальные.
– Ну и что? Помнишь Сиплого? Он тогда ЛСД принял, одежду всю на себе изорвал и бегал по кампусу, сверкал яйцами. От ЛСД зрачки не расширяются.
– Да не похожа она на наркоманку. Может в карты проиграла? На желание. Карточный долг отрабатывает.
– Кто о чём, а лысый о расческе.
– Да отдам я тебе косарь, отдам, не парься. Пойдём, наша остановка.
***
Хельга вышла из автобуса за двумя прыщавыми юнцами, только что активно обсуждавшими её, и направилась к киоску. Юнцы стояли в нескольких метрах, с любопытством таращась на ее голое тело. Она укрылась от них в кондиционированной прохладе магазина и с облегчением выдохнула: несмотря на полную наготу, ей было ужасно жарко, и к тому же мучила жажда. Уже битых три часа она ездила в душных городских автобусах, выполняя план социально-психологического эксперимента, и ездить ей предстояло еще два часа, записывая на миниатюрный, вставленной в ухо и прикрытый длинными волосами диктофон, разговоры случайных попутчиков. Диктофон был какой-то мудрёный, сверхчувствительный, улавливал малейшие звуки и даже шепот на расстоянии до десяти метров и был способен записывать параллельно сразу несколько разговоров.
Хельга купила бутылку воды и, под ошарашенным взглядом продавца, присела на красный пластиковый стул. Пока она неторопливо пила воду и отдыхала, Хельга решила прослушать один из записанных разговоров, возбудивший ее любопытство. Разговор этот вели трое мужчин из автобуса, где она только что ехала. Он сидели поодаль, метрах в четырех, и перешептываясь, украдкой бросали взгляды в ее сторону, полагая, что она их не услышит.
– Вообще-то, коллеги, – в наушниках послышался тихий шепот, в котором однако угадывался обладатель красивого баритона, и Хельга решила, что он принадлежит пожилому, солидного вида мужчине, который, несмотря на жару, был одет в классический костюм-тройку, – женский эксгибиционизм – не такое уж редкое явление. Но, как правило, больные хоть что-то на себя надевают – что-то похожее на юбку, прозрачную блузку, через которую видно грудь. Но здесь… по-видимому, здесь мы имеем дело с обострением шизофрении.
‐ Уважаемый доктор Клейман, – ответил ему хрипловатый шепот, – вы, психиатры – все же неисправимы в своём желании повесить на человека ярлык: этот – шизофреник, тот – параноик. Как будто это дает нам ключ к пониманию происходящего. Ведь очевидно, что неодолимая потребность в демонстрации половых органов есть не что иное, как следствие психологических травм детства. Может быть, насилие и жестокое обращение со стороны отца.
– Не вижу разницы. В детстве – травма, сейчас болезнь. Одно не исключает другое.
– Но, дорогой коллега, чтобы вы стали делать с этой женщиной, попади она в ваши руки?
– Так скорее всего, и попадет. Если она дальше будет разгуливать по городу в таком виде, то к вечеру полиция доставит её к нам в больницу. Пропишу нейролептики и транквилизаторы для начала, чтобы снять острое состояние. А уж потом, пожалуйста, господа психоаналитики, можете копаться в ее в детских травмах.
– Я уверен, здесь можно обойтись без сильнодействующих препаратов, – безапелляционно заявил второй мужчина. – Может быть, достаточно и традиционных сеансов, но в крайнем случае, мы могли бы попробовать системные расстановки.
Обладатель баритона громко фыркнул:
– Да-да, расстановки. Ваша новая игрушка. Конечно, пусть духи её предков вам расскажут, в чём тут дело. К чёрту медицину!
В беседу вмешался третий голос. Хельга подумала, что, пожалуй, это был самый молодой из троицы.
– А вас не смущает, господа, что эта дама вообще не проявляет никаких признаков психического расстройства? Она не возбуждена и не заторможена, дыхание спокойное, зрачки нормальные, поза естественная.
