Введение в гражданскую войну
Группа философов, возникшая в 1998 году в Париже, ориентировалась на Ситуационистский интернационал, на дада и сюрреализм, а также на Франкфуртскую школу, на молодого Лукача, на Ханну Арендт, на работы Гершома Шолема по еврейской мистике, и, разумеется, на Вальтера Беньямина. Что касается современной философии, следует отметить сильное влияние работ Джорджо Агамбена, с которым был установлен непосредственный контакт, а также увлечение работами Жильбера Симондона, Жиля Делеза, и, хоть разделяемый не всеми, интерес к работам Мишеля Фуко. Модные идеологи вроде Алена Бадью или Славоя Жижека игнорировались, или, точнее, презирались. Достаточно скоро возник вопрос об издании журнала под названием "Tiqqun", что было отсылкой к традиции еврейской мистики, в которой понятие "тиккун олам" обозначало исправление испорченного, утраченного гармонию мира. Здесь можно обнаружить мессианскую отсылку, разделяемую Беньямином, но также и всей западной традицией критики, общей для анархизма и социализма.
"Империя воспринимает гражданскую войну не как оскорбление её величества или вызов её всемогуществу, но как обычный риск. Этим объясняется её постоянная превентивная контрреволюция, которую Империя натравливает на всё, что может случайно вызвать дыры в непрерывной биополитической ткани"
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
| Жанры: | Социальная философия, Книги по философии |
| Цикл: | Не является частью цикла |
| Год публикации: | 2022 |
Читать онлайн Введение в гражданскую войну
TIQQUN
INTRODUCTION
À LA GUERRE
CIVILE
TIQQUN
Organe de liaison au sein du Parti Imaginaire
Paris
Перевод с французского Тимофея Петухова
под редакцией Степана Михайленко
Примечания Степана Михайленко
Публ. по: Tiqqun. Organe de liaison an sein du Parti Imaginaire. Zone d’Opacite Offensive. Paris. 2001. P. 2—37
На обложке: Антонио дель Поллайоло. Сражение обнажённых. Ок. 1465—1475
© Книгоиздательство «Гилея», перевод на русский язык, 2022
Предисловие
У нас – у других, у декадентов – хрупкие нервы.
Всё, или почти всё нас ранит, а что не ранит, то может вызвать лишь раздражение, и потому мы делаем всё, чтобы нас не трогали. Мы способны выдерживать правду во всё меньших и меньших дозах: их уже пора изменять в нанометрах, – и мы предпочитаем им полные до краёв стаканы противоядия. Картины благоденствия, богатство уже знакомых чувств, нежные слова, гладкие поверхности, привычные эмоции и уютные интерьеры, в общем, наркоз килограммами, и главное: чтоб без войны, лишь бы не было войны. Вся эта обстановка, в которой спокойно, как в материнском лоне, проявляется в виде жажды позитивной антропологии. Нам необходимо, чтобы ЛЮДИ[1] сказали нам, что такое «человек», кто «мы» такие, чего нам позволено желать и кем позволено быть. Эта эпоха фанатична во многих аспектах, но особенно в отношении этого самого ЧЕЛОВЕКА, посредством которого ЛЮДИ сублимируют бесспорность существования Блума[2]. Антропология, в её господствующем в наши дни виде, позитивна не из-за своего миролюбивого, немного простоватого и ненавязчиво католического взгляда на человека, а прежде всего потому, что позитивистски наделяет «Человека» качествами и предопределёнными свойствами, субстанциональными предикатами[3]. Вот почему даже пессимистичная англосаксонская антропология с её одержимостью интересами, потребностями и struggle for life[4] становится частью общего замысла, направленного на поддержание в нас надежды, потому что подкидывает несколько доступных объяснений по поводу сущности человека.
Но нам, тем, кто не хочет никакого удобства и комфорта, у кого, конечно, хрупкие нервы, но кто твёрдо намерен их укреплять, закалять, – нам нужно совсем другое. Нам нужна радикально негативная антропология, несколько достаточно пустых, достаточно прозрачных абстракций, чтобы запретить себе судить о чём-либо заранее, нужна такая физика, которая сохранит возможность чуда в каждой ситуации. Нужны концепты-ледоколы, чтобы пробить путь, расчистить место для опыта. Чтобы мы стали его вместилищем.
Мы не можем сказать ничего о людях, то есть о их сосуществовании, что не прозвучало бы подчёркнуто успокоительно. Непредсказуемость этой неумолимой свободы вынуждает нас говорить о ней неопределёнными терминами, бессмысленными словами, какими обычно ЛЮДИ обозначают то, чего совершенно не понимают, потому что и не хотят понять: понять, что мир взывает к нам. Гражданская война — вот нужное выражение. Это тактический ход; нужно превентивно реапроприировать те слова, под которыми неизбежно будут скрываться наши действия.
Гражданская война и формы-жизни
Кто во время смуты в государстве не станет с оружием в руках ни за тех, ни за других, тот предаётся бесчестию и лишается гражданских прав.
Закон Солона в Афинах>1
1 Элементарная человеческая единица – это не тело (индивид), а форма-жизни[5].
2 Форма-жизни – не то, что находится за пределами голой жизни[6], а скорее результат её глубокой поляризации.
3 На всякое тело его собственная форма-жизни влияет подобно клинамену[7], склонности, влечению, пристрастию. То, к чему склоняется тело, в свою очередь склоняется к нему навстречу. И так заново в каждой ситуации. Все притяжения взаимны.
