Я готовилась выйти замуж. Мне было
всего двадцать, но я должна была стать женой одного из самых
завидных холостяков — Игната Емельянова. Голубая кровь, куча денег
и море пафоса. А еще он сноб, каких поискать. Мне было сложно
понять, что я буду с ним делать, потому что веселиться этот
двадцативосьмилетний мужчина совсем не умел.
Что ж, вопрос, становиться ли мне женой банкира, не вставал в
моей семье. Это было, что называется, акт воссоединения денег. Папа
был деловым партнером отца Игната, и между ними была многолетняя
дружба и партнерство. Наши мамы состояли в одних и тех же
благотворительных фондах.
Мы не росли с Игнатом вместе. Мы и познакомились-то только,
когда мне было тринадцать. И уже тогда он поразил меня своей
серьезностью. Парень всегда знал, кем станет, и активно к этому
готовился. А меня в тринадцать просто поставили перед фактом: когда
окончишь институт, станешь женой Игната. Вот так вот просто. Просто
для них — сложно для меня.
Я чувствовала себя, словно была закована в клетку. Каждый мой
шаг строго контролировался. Я не могла сделать ничего, что
поставило бы под угрозу этот союз. Так что вечеринки и тисканья с
парнями совершались в тайне от всевидящего ока моего отца. И не
спрашивайте, в каком веке мы живем. Да-да, это все еще двадцать
первый. Но финансовая элита этой страны, кажется, задержалась в
восемнадцатом. Мне просто не повезло родиться в такой семье.
Я была помешана на цветах. Поэтому специализацией в университете
мне позволили выбрать ботанику и цветоводство.
— Научишься правильно сочетать букеты для столовой, — именно так
моя мама объяснила свое согласие.
С самого рождения я была той, кто наладит и укрепит деловые
связи, когда придет время. Той, кого всю жизнь готовили стать
трофейной женой. Меня не учили быть профессионалом или серьезным
человеком. Меня учили языкам, прилежности, покорности по отношению
к мужу, игре на фортепиано. А еще прививали чувство вкуса, меры и
такта. В общем, я была настоящей куклой в руках своей матери.
И теперь настало время оправдать все ее старания. Я была
морально готова. А как иначе, если тебе девять лет в голову
вкладывали необходимость соответствовать? Только бунтарка,
заключенная в клетку тела, пыталась срезать прутья пилочкой для
ногтей.
Одно дело, когда тебе нужно сдерживаться пару часов в день в
присутствии родителей. И совсем другое — почти круглые сутки,
будучи рядом с мужем. Я пыталась настроиться. Буквально задерживала
дыхание до шума в ушах в надежде, что от этого напряжения смирение
возникнет само собой.
Я прорычала, упав лицом в подушку, когда в очередной раз мои
усилия закончились провалом.
— Амалия, поднимись с подушки. Ты ведешь себя неподобающе, —
чопорно произнесла мама от двери комнаты.
Я со вздохом выровнялась и спустила на пол свои голые
ступни.
— Милая, у тебя на сегодня запланирован поход в салон и
девичник. Пора выбираться из пижамы, и через пятнадцать минут мы с
отцом ждем тебя за столом.
Позвольте представить вам мою маму — Викторию Сергеевну
Ворошилову. Русская по корням и англичанка по рождению, дочь
российских эмигрантов, прирожденная светская львица и борец за
права хомячков. Что вы смеетесь? Она действительно состоит в
обществе по защите прав хомячков и является его активным членом.
Мама воспитывалась также, как и я. Частная школа для девочек,
балет, языки, домоводство, музыка, дипломатия. У нее образование в
сфере английской литературы. И, если бы она не вышла замуж за папу,
то могла бы стать прекрасным профессионалом. Она действительно
знает об английской литературе все.
Но мама, как и предполагалось, стала профессиональной женой. Эта
же дорога была уготована и мне. И моя мама действительно верила в
то, что это — лучшая судьба для любой девушки.