18 лет назад я начала детскую психологическую практику, но вынуждена была занять нишу, в которой совершенно не было специалистов, в то время. Это была работа с детьми, у которых наблюдались множественные нарушения психологического развития. Различные задержки и полное отсутствие речи. Дети с уже уточнённым диагнозом, такие как аутизм и расстройство аутистического спектра, так и с неуточненными нарушениями и я столкнулась с огромной проблемой, где традиционные и привычные всем методы коррекции и реабилитации совершенно не давали тех результатов, на которые я надеялась в самом начале практики. Более того, для меня в самом начале было открытием, что большинство организаций не имеют никакой структуры или общего ви́дения проблемы. Я сменила несколько центров, специализировавшихся на реабилитации детей с особенностями, и во всех этих организациях были совершенно индивидуальные идейные системы. В основном сформированные на таких же гипотезах руководителей центров. Но эти наработки качественно встроились во всю мою дальнейшую работу. В определённый момент своей практики и бесконечных поисков я поняла, что для реальных изменений и эффективной работы нужно смотреть на проблему со всех сторон, в этом контексте поделюсь своими размышлениями относительно разносторонности подходов.
В рамках практической работы я имела возможность комбинирования различных техник между собой. Первое с чем я познакомилась – это была микротоковая рефлексотерапия. Только сейчас я могу сказать, что же меня впечатлило, но тогда увы, я не могла оценить полученные данные, так как даже гипотезы ещё не было. Микротоки давали ситуативно видимый результат. То есть этот метод можно по-честному назвать «стартером» во всех необходимых нам процессах. Но на этом всё, так как вся остальная техническая работа не велась, да никто и не понимал, что происходит. На этом этапе своей практики я начала исследование ЭЭГ детей с аутизмом, связывала полученные данные до терапии и после. Таким образом, мне удалось понять, что стимуляция нервной ткани также на таком микроуровне вполне рабочая история в отношении тела. Этот эффект уходил в течение первой недели после стимуляции. И при повторных процедурах более не давал такого эффекта, как в первый раз. За время работы с полученными данными я разрабатывала психологическую составляющую. Та самая динамика, которую я хотела бы получить, началась чуть позже, когда к физиологической процедуре добавился психологический контекст работы. То есть если сочетать первое со вторым – физическое с психическим, начинается развитие ребёнка.
Вторым этапом в моей практике было знакомство с сенсорной интеграцией, но в этом случае работа велась в другом центре, без использования нервной стимуляции. Однако те процессы, которые мне приходилось наблюдать, также имели объективно наблюдаемую динамику. Но в этом случае она была несколько иной. Техника была направлена на стимуляцию органов чувств, по определенным принципам, например, стимуляция обоняния посредством резкого запаха. С помощью такой стимуляции также был хороший но так же ситуативный результат, и держался он намного дольше, чем в первом случае. Такого плана результаты имели свои явные побочные эффекты, так как развитие органов чувств сопровождается дисбалансом в вегетативной НС, а также психической дезорганизацией. Таким образом, мне необходимо было искать способы психической стабилизации.
Третьим этапом был уход из системы организаций в частную практику с имеющимися данными. И на этом этапе я столкнулась с тем, что работа с психикой без первых двух этапов совершенно не имеет того эффекта, когда все эти процессы идут в комбинации. В течение пяти лет я отрабатывала все техники с одной целью, дать родителям домашний инструмент помощи своим детям.
