Путь по гребню оврага —
Не самый простой,
Но, наверное, самый приятный.
Справа – речка внизу,
Слева нет никого,
Лишь следы многочисленных лыж.
Тонкой ниткой перил
Вверх другие ползут —
Им привычней идти на попятный.
Я ступнями вминаю
Ступени в снегу —
Ты однажды по ним заспешишь.
Под ногами хрустят
Память летней травы
И щетинистый шелест крапивы.
За плечами гремит
Бормотанье колёс,
Покидающих шумный вокзал.
Не случайно в лесу,
В непролазной глуши
Мы спокойны, добры и красивы.
И в дневной суете
Не погрязнет лишь тот,
Кто неспешность лесную вобрал.
1989
О господи! До чего безобразный город, любой город на свете!
Воннегут
Слева – извилистый путь сквозь репейник.
Справа – протоптанный стадом асфальт.
Город дичает, становится тенью.
Город не хочет себя воскрешать.
Выбиты зубы с венцом позлащённым,
Вены зажаты в бетонной трубе.
Серые челюсти хрупают сонно
Хмурых людей.
Площадной воробей
Сдавленно каркает на светофоре,
Греясь в испуганных красных лучах.
Восемь – к удаче. Девять – на горе.
Он крикнул семь. Ухмыльнулся. Зачах.
Чадное счастье зачатого в чаще
Грубого грума в гремящей толпе
Зыбится заревом дымно-звенящим,
С крыш проржавевших срывает капель.
Мутное небо без звёзд, без пространства
Давит на ползающих по земле.
Смоет ли корку присохшего рабства
Бурный поток в ледяной колее?
1989
Теряя время на остановках,
На поворотах сбавляя ход,
Наш пароход раздувает топку,
И веселится честной народ.
Не зная броду, без шпал и рельсов
Летит полночный экспресс метро.
Звенят кувалды ночных умельцев,
Кующих розочки из ветров.
Кривой дорогой упёршись в угол,
Минуя хищные вспышки ламп,
Пустой вагон мчит навстречу другу,
Тесня его безмятежный храп.
На крышу давит покой полёта
В свободном небе туннельных искр.
В конце проёма темнеет что-то,
Но после вверх наступает вниз.
Бессильный вырваться из свободы
Вкушает дьявольский вкус узды.
Сияют выходы, скрыты входы
В горнило меди, огня, воды.
Неведом прок, но заметен финиш.
В глухих звонках на пути в депо
Гудят басы мировых чистилищ,
И внятен Requiem – служат по
Забывшим Имя в угаре службы,
Забывшим Бога в цепях греха,
Забывшим Совесть – другие нужды,
Забывшим Крест – колея легка.
Летит вагон над ночной столицей,
И Ю. В. Бондарев трижды прав:
Ему бы знать бы, где приземлиться.
Но он не знает. Он – царь. Он – раб.
1989
МНЕ НЕ УВИДЕТЬ БОЛЬШЕ СВЕТА
Мне не увидеть больше света:
В метро обвал.
А за плечами не так уж много —
Две дюжины лет.
Перед другими маячит лето —
А мне вокзал,
Веками выбитая дорога,
Где финиша нет.
Я на надгробии эпитафию
Выбил сам,
Но проплавляю свободу ветру
Своим теплом.
Я место в поезде оставляю
Своим друзьям
С примятой хвоей тонкой ветки
Перед окном.
1989
Густой туман от луж до крыш —
Блаженство земноводных:
Сомкнулись плотные ряды,
Нацеленные вдаль.
Я подбираю мазь для лыж —
Поломанных, негодных —
И наливаю в таз воды,
Чтоб смыть свою печаль.
Сквозь ледяную пелену
Приходит звук движенья,
От вязкой массы отломав
Вспотевшие клочки.
Я из шурупов ржавых гну
Подковы для везенья
И об забрызганный рукав
Лениво тру очки.
Кисель растёкся по столбам
И небо обнаружил,
Однако вольности ему
Открыв едва на треть.
Я из обрывков телеграмм
Себе готовлю ужин,
Копчу стекляшки на дыму,
Чтоб солнце углядеть.
1990
Я один в пути.
Под ногами лужи.
За спиною город
Провожает плевками машин.
Проедая тропку,
Маршируют крысы.
Со столбов стекая,
Тьмою ставен мигают дома.
Я один в грязи.
Бурелом и ряска.
Колея ныряет
В ухмыляющийся туман.
Оглянуться вдруг,
И увидеть пепел,
И задрать лицо,
И вдохнуть горьковатое небо —
И идти в грязи…
