«Выжившим» – художественная реконструкция истории бойни в школе Колумбайн. Это первое в истории США массовое убийство в школе, повлекшее за собой наибольшее, на тот момент, количество жертв.
Я готовила книгу, выбирая по крупицам в интернете материалы о подростках-террористах, Эрике Харрисе и Дилане Клиболде.
За моей спиной стояли подобные реконструкции: фильм «Класс», «Апрельские дожди», «Боулинг для Колумбайна» – все они были сняты по мотивам этой бойни.
Я искала свое осмысление произошедшего, и меня подтолкнуло к нему выступление Сью Клиболд, матери Дилана. Она удивительная женщина, обладающая запасом нечеловеческих сил. Она начала свой рассказ так: «Мой сын убил тринадцать человек в школе Колумбайн…»
Полный зал зрителей. Ее слушали в тишине.
Эта история заслуживает внимания, потому что она повторяется снова и снова в разных странах – в последнее время подобные инциденты начали происходить и в российских школах.
«Выжившим» – не документалистика, а художественное произведение, поэтому в нем нет совпадений с реальными людьми, даже случайных: не затронута ничья память, нет сходства в характерах персонажей, обстоятельствах их жизни и воспитания.
При написании книги я четко осознавала, что убийству нет оправдания. Но автор всегда симпатизирует своим героям. Он, как их ближайший родственник, создатель сопереживает, внутренне склонен выгораживать, оправдывать…
Но никто не имеет права лишать другого человека жизни, какими бы ни были его мотивы и причины.
Подобным преступлениям нет оправдания.
Выжившим после любой трагедии, катастрофы, эпидемии решать, как строить свою жизнь дальше, как установить равновесие с миром и с людьми.
PS Перед отправкой книги в издательство прочла в СМИ: «… подросток готовился к расстрелу в школе с января и перенес его в связи с тем, что школы сейчас переведены на дистанционное обучение. Датой нападения он назвал 19–20 апреля – годовщину расстрела американских учеников школы «Колумбайн» 21 год назад»…
– С высоты птичьего полета этот городишко выглядит намного лучше.
Томми посмотрел на свои резиновые сапоги, облепленные грязью, а потом глянул наверх. Осеннее небо висело серыми лохмотьями – гардина в старом доме, изгрызенная мышами, в длинной бахроме застарелой пыли, которой уже никогда не коснется хозяйка.
В небе виднелся разлом – тусклая гладь. Просвет в заколоченном окне.
– А как выглядит город с высоты птичьего полета? – нерешительно спросил он, оглядываясь по сторонам, – только бы никто не увидел, что он болтает с бродягой, мама за такое лишит десерта на неделю, а папа может шлепнуть по лбу газетой, не больно, но очень унизительно…
– Хрен его знает, – глубокомысленно сказал бродяга, вынул из рукава окурок и приклеил его к отвисшей слюнявой губе.
Томми не стал дожидаться, пока он закурит, и дымом пропахнет новенький дождевик, и дал деру, а по пути угодил в глубокую лужу, ледяная вода хлынула в сапоги, и потом он еще неделю валялся с простудой.
Карла принесла фото: снимки с самолета, снимки с вертолета, снимки со спутника.
– Вот этот можно в начало дать, – сказала она, разглядывая самый старый снимок, – посмотрите, здесь еще нет Речной улицы, а мост деревянный. Консервный завод только начинает строиться. А эти холмы вовсе срыли…
Томми посмотрел через ее плечо.
– Годится. Алекс сочинит слезливый текст про канувшее в Лету прошлое, о том, как слышал рассказы стариков про светлые дни, когда все они еще были детьми и играли на этих холмах, а ангелы спускались к ним, чтобы потрепать по голове и угостить леденцом…
– Это я могу, – отозвался Алекс, выскребая остатки джема из стеклянной банки. – И про завод потом могу…
