Светлые картонные коробки стояли перед домом с номером 8.
До своих пятнадцати лет я почти не выезжал за пределы Валанса (не считая поездок к родственникам в Упи) и, в целом, нашу семью можно было назвать стационарной. Мы никогда не путешествовали. Конечно, мы могли себе это позволить, но у нас просто не было потребности. Тем не менее, как только я закончил последний класс коллежа, мы начали паковать вещи, но переехали в Лион только под конец летних каникул. Дорога длиной в два часа обошлась моему папе в три стаканчика крепкого кофе и один кунжутный батончик. Мама почти всю дорогу молчала. Сделав из старой мягкой игрушки импровизированную подушку, я лежал на задних креслах, накрывшись какой-то старой курткой. В окне старенького, побледневшего от времени, красного универсала было видно почти безоблачное светлое и ясное небо. При каждой неровности дороги можно было почувствовать дребезжание вещей в полном багажнике.
Въезжая в город, я не чувствовал радости, грусти. Скорее всего это можно назвать приятной, тёплой пустотой. Мне не о ком было скучать. Всех своих друзей я знал ещё с четырёх лет и за это время успел пережить с ними абсолютно всё. Пока мы взрослели, наши интересы постепенно расходились, и мы наскучили друг-другу. Особой привязанности к месту, где родился, я тоже не испытывал. Ничего меня не держало дома ровно также, как и ничего не тянуло куда-нибудь. Приятно было осознавать, что скоро мне достанется собственная просторная комната на последнем этаже дома. Вот и всё.
Новый дом стоял на Подъеме телеграфа и имел номер восемь. Это было не самое новое здание в четыре этажа бледновато персикового цвета. Кое-где были заметны тонкие трещинки, доходившие до самой крыши. Деревянная входная дверь вела к довольно старой и тёмной, но чистой лестничной клетке. В нашем доме было всего шесть квартир, мы заняли одну на последнем этаже, окнами выходящую на маленький садик и небольшой, но ровно выстриженный газон. Таким образом, из моих окон были видны деревья, несколько невысоких домиков с красными крышами и небо. Моя комната была почти пуста. В центре стояли три большие коробки, сверху на них лежало несколько пакетов. В интерьер комнаты также входило: две розетки у входа, жёлтая лампочка со стареньким тканевым абажуром и роскошный широкий подоконник, на котором при желании могло поместиться два человека.
До учёбы оставался всего один день. Всё это время я один разбирал коробки и пакеты, наполненные вещами. Мой папа программист. Поэтому, в день когда мы въехали, вечером он уже сидел на полу рядом с розеткой и ноутбуком на коленях. Возле него стояла пустая кружка непонятного цвета. Мамы днём дома почти не было. Перед нашим отъездом она оставила работу парикмахера в Валансе и говорила, что ей нужно найти новую. Оставшись один, я разбирал коробки и разносил вещи по разным комнатам.
Вечером мы поужинали чем-то из супермаркета. Это что-то было неравномерно разогрето в нашей старенькой микроволновке и с одной своей стороны обжигало мою руку, а с другой было совсем заморожено, но тогда меня это почти не волновало. Я надел свою идеально выглаженную пижаму и лёг на расстеленное на полу одеяло (скоро там должна была появиться кровать). Накрылся новой простынёй. Недавно выстиранная, она пахла порошком, и на ней ещё оставались прямоугольные складки после нашего переезда.
Завтра мой первый день в лицее. Лёгкие и неприятные мурашки пробежали по всему телу. Дойдя до стоп, они задержались там на секунду, а затем исчезли. Окно в комнате я оставил открытым, так что с пола можно было хорошо разглядеть большое звёздное небо. Я поскорее отвернулся и закрыл глаза.
