– Да, Вов, – прижимаю плечом к уху смартфон, отыскивая в сумочке паспорт, – я на месте.
– Неспокойно мне что-то, Арин. Откажись от этого заказа и возвращайся домой, – продолжает ту же самую пластинку брат.
– Прости, Вов, но уже поздно. К тому же ты сам знаешь, как нам нужны эти деньги.
– Плевать на них. Я придумаю что-нибудь… – тут же осекается он, понимая, что эта фраза лишь пустой звук.
С тех пор как Володя получил травму позвоночника на производстве, он ограничен в передвижении. Оказаться практически недееспособным для взрослого парня – тяжелое испытание, и быть полностью на попечении старшей сестры для него просто унизительно.
– Арина, это опасно. Не зря ведь ты завязала с практикой. Вспомни…
– Все будет хорошо, Вов, – перебиваю его. – Я составлю заключение и уже завтра вернусь с деньгами домой. Быстрая работа за хорошие деньги, которые нам так нужны сейчас.
На том конце трубки виснет тишина. Брату явно плохо оттого, что я снова вернулась к практике юридического психолога. После того случая, из-за которого мне пришлось уйти, я клялась, что больше ни за что не буду заниматься этим.
Но вот мне предложили провести экспертизу заключенного, подающего на УДО, сославшись на интересный случай и надавив на профессиональную гордость, назвав меня одним из лучших специалистов в этой области. Предложение оказалось настолько хорошо оплачиваемым, что я не смогла отказаться. Тем более деньги нужны для реабилитации брата.
– Позвони сразу, как только выйдешь оттуда.
– Хорошо, – скидываю я вызов.
– Личные вещи, – противно тянет охранник, и я отдаю ему сумочку.
Мне возвращают лишь диктофон. Но на зоне, где отбывают срок особо опасные преступники, таковы порядки. Кто знает, что в головах у визитеров. Я готова к тому, что меня здесь ждет. К тому же это всего лишь на один раз. И уже завтра я вернусь домой.
– Распишитесь здесь, – указывает дежурный на проходной в журнале место, где я должна поставить подпись. – И здесь, – я делаю, как сказано. – Ваш пропуск на три дня.
– Как на три дня? – испуганно смотрю на него. – Речь шла о быстрой экспертизе.
– Таково распоряжение начальства, – пожимает он плечами. – Мало ли, вдруг придется задержаться.
От последней ремарки мне становится не по себе.
– Следуйте за мной, – говорит надзиратель. – Правила вы знаете или мне нужно вам напомнить? – бросает он через плечо.
– Я знаю правила.
– Камеры будут работать, и охрана в любом случае заметит, если что-то пойдет не так. Но, в случае опасности, стучите в дверь. И как будете готовы выходить, тоже стучите в дверь. Ночевать вы будете в поселке. До города слишком долго добираться.
– Я поняла, спасибо. А можно посмотреть дело до того, как я увижу заключенного?
– К сожалению, это невозможно, – отвечает он холодно. – Папки нельзя выносить за пределы кабинета, – говорит как-то резко.
Я уже отвыкла от того, какие холодные люди работают с преступниками. Мне понадобилось три года, чтобы привыкнуть к нормальной жизни. Преподавание в вузе, где сидят еще не видавшие настоящих уголовников студенты, и работа непосредственно с обвиняемыми и осужденными – это колоссальная разница. И если бы не несчастный случай с братом, то я ни за что не вернулась бы к практике.
– Хотела бы поговорить с начальником тюрьмы насчет моего пациента, – стараюсь звучать строго.
– Сегодня он отсутствует, но дал все распоряжения на ваш счет.
Ситуация, честно говоря, меня начинает настораживать. И в душе ощущается тревога. Что-то тут явно не так, вот только, что именно, я никак не могу понять.
– Вы не переживайте, Арина Викторовна. Перед вашим отъездом он обязательно выделит вам время.
– Хотелось бы, конечно, поговорить о заключенном до… Но… ладно.
