Зашёл к Стамеске Молоток:
«Соседка, дай гвоздей пяток:
Кувалда утром расчихалась,
кровать, не выдержав, сломалась.
Собрался, было, починить,
да нет гвоздей: забыл купить.
А лучше дай-ка мне десяток,
чтоб не случился недостаток:
совсем разрушилась кровать, -
не на полу же ночевать».
А та, радушие храня:
«Откуда гвозди у меня?
Ох, Молоток, какой ты странный,
ведь я по части деревянной.
И есть ещё один момент:
я не ударный инструмент.
Какой ты всё же несмышленый, -
тот покраснел, как рак варёный, -
задаром время не тяни,
иди к Отвёртке загляни.
На третьей полке та живёт, -
отсюда вниз один пролёт, -
тебе шурупов выдаст груду,
они гвоздей надёжней будут.
И муж её с тобой пойдёт,
куда укажешь, завернёт.
Кровать как новенькая станет.
Скажи Кувалде: пусть заглянет:
рецепт, морковных, дам котлет,
для похуденья лучше нет.
А мне, сосед, за мой совет
купи коробочку конфет, -
Стамеска дверь за ним закрыла,
как собачонка, заскулила: -
Ведь мне уж за…; – а мужа нет!
Где чудный свадебный букет?
Я, что ни день, опять с обновкой,
жилплощадь с новой обстановкой,
стройна, блестяща и умна,
а никому-то не нужна! -
глотая слёзы, просидела
пока в окошке не стемнело.
И тут раздался в дверь звонок: -
А вдруг вернулся Оселок[1],
с такими синими глазами,
в руках с шампанским и цветами!
Ведь так красавец обожал,
прошло полгода, и бежал», -
не чуя ног, к дверям рванула,
открывши, горестно вздохнула.
Надежда рухнула на пол,
в глазах жестокий пересол:
там, улыбаясь пухлым ртом,
в руках со сдобным пирогом,
не Оселок стоит с букетом, -
пришла Кувалда за рецептом:
«Привет, подружка, боже мой,
никак ты плачешь? Что с тобой?»
Стамеска ей на грудь упала,
дрожа, как лист, запричитала
и, не спросивши про кровать,
ей стала душу изливать:
«Отвёрткин муж Шуруповёрт
ей ножки моет – воду пьёт:
Пила, бывает, так серчает, -
Напильник в ней души не чает;
вот ты – толста и тяжела,
а мужа всё-таки нашла;
и Наковальня неподъёмна,
а Молот в рот глядит ей томно;
тоща Линейка, просто страх!
а Циркуль носит на руках.
В чулане нашем только я
без пары женщина ничья.
«У всех давно мужья и детки,
а у меня – для сна таблетки.
Ни дня без дела не сижу,
так за собой всегда слежу
и так забочусь неустанно:
с утра с душистой мятой ванна
и с маслом, розовым, массаж,
потом: причёска, макияж…
Салатик съем и побегу.
И в зной, и в слякоть, и в пургу
по бутикам полдня мотаюсь,
так устаю, что вся шатаюсь,
чтоб модный выискать прикид;
а мужа нет! Душа болит.
Бабьё завидует фигуре
и ноготочкам в маникюре, -
никто не валится к ногам;
ну что им надо, мужикам?!»
Кувалда ей: «Что слёзы льёшь?
Кода ж ты всё-таки поймёшь,
что им нужна жена-соратник.
Пускай на ней сермяжный ватник,
пускай собой нехороша, -
у мужиков поёт душа,
когда дом пахнет пирогами,
а не французскими духами,
когда в дому: уют, покой,
жена с ласкающей рукой.
Для счастья, – ты уж мне поверь, -
всегда открыта настежь дверь, -
Стамеску нежно обнимая,
Кувалда шепчет утешая: -
Я научу печь пирожки;
ты состриги-ка ноготки,
купи халат, простой, удобный,
набор кастрюль и фартук модный,
и не забудь про пылесос:
уборка – значимый вопрос.
Реветь, подружка, погоди,
уйми горючих слёз дожди:
пройдёт каких-нибудь полгода,
и переменится погода,
и в твой уютный уголок
вернётся милый Оселок».
* * *
Совет Стамеска приняла
и долго счастливо жила:
к ней Оселок вернулся вскоре, -
цветов на свадьбе было море.
