Понедельник — 7 ч. 00 мин.
Дьявол! Я безуспешно пытался открыть
глаза. Голова лопалась от боли. Сработавший на часах будильник
вибрировал на запястье, не давая снова уснуть, и я тряхнул рукой,
пытаясь сбросить часы к чертовой матери. Вторая попытка открыть
глаза, но уже по одному, была более успешной. Яркий солнечный луч
бил четко в левый глаз, и я, жмурясь, отвернулся от окна. Дал себе
ещё десять секунд, прежде чем резко открыть теперь уже правый глаз,
не утопающий в подушке.
Та-ак, Ветров! Ну-ка, давай,
вспоминай быстро, где тебя вчера носило и чьи это рыжие патлы у
твоего лица щекочут нос? Попытался сосредоточиться и воспроизвести
хоть какие-нибудь картинки вчерашнего вечера, но, увы, в голове
была пустота, и только бьющая молотком по черепушке тупая боль
говорила о том, что эта часть тела все еще у меня на плечах, но
правда, увы, пустая.
Часы снова завибрировали. Значит,
прошло уже десять минут, как я пытаюсь собрать себя в кучу и встать
с этой пропахшей дешёвыми духами и сексом чертовой чужой
кровати.
Аккуратно сел, схватив себя за
колени. Голову повело и, не удержавшись, я завалился обратно на
матрас.
Ветров! Скотина! Соберись!
Мысленно дал себе несколько пощечин
и сделал новую попытку оторвать торс от кровати. Удача улыбнулась с
третьей попытки, и я тут же спустил ноги на пол.
— Твою мать!.. — Громко матерясь, я
принял вертикальное положение. Голову снова прострелило острой
болью.
Пошатываясь, сделал первые шаги,
стараясь сфокусироваться на обстановке вокруг. Взгляд наткнулся на
смятые на полу брюки с торчащей из них резинкой трусов. Отлично!
Два в одном. Уже проще…
Тихонько, чтобы не побеспокоить
гудящую черепушку, наклонился и подобрал одежду. Продолжил осмотр.
Рядом на кресле обнаружил такую же скомканную рубашку. Пиджак же
висел аккуратно на спинке. Значит, вчера было ещё не всё потеряно.
Хоть что-то, да соображал.
В какой-то момент, теряя равновесие,
с размаха плюхнулся в кресло и, не давая себе расслабиться, натянул
боксеры с брюками, не разлепляя этот тандем. С рубашкой сложнее.
Три пуговицы на груди отсутствовали. Застегнул те, что ещё
болтались, и, гремя пряжкой ремня, заправил полы рубашки в
брюки.
— Милый? Ты уже уходишь?
Вздрогнул, услышав грудной,
прокуренный голос со стороны кровати.
Что? Ветров, твою мать! Если это
транс, я тебя собственноручно кастрирую!
Сорвался с места и подошел к
кровати, уже не обращая внимания на взрывы петард в голове. Резко
сорвал одеяло с рыжухи и замер. Секундное замешательство, и я с
облегчением выдохнул. Ничего странного или дополнительного у девицы
в промежности не наблюдалось. А в области грудной клетки, как и
положено, торчали две перекаченные силиконом дыни.
Мать твою, Ветров! Пора заканчивать
с пьянкой. Иначе неизвестно, кого в следующий раз утром ты найдешь
в кровати!
Выпустил одеяло, и оно мягкой горкой
накрыло длинные ноги девицы.
— Ты чего? — снова захрипела
она.
— Ты бы заканчивала курить всякий
шмурдяк, детка, — дал ей дельный совет, а сам поискал в кармане
пиджака два стандартно приготовленных на все случаи жизни
презерватива. Не нащупав ни одного, ещё раз за это идиотское утро с
облегчением выдохнул. Отлично, значит, воспользовался по
назначению. Достал из другого кармана портмоне и положил на кровать
рядом с голым бедром несколько купюр.
— Пока, малышка.
— Позвонишь? — услышал, надевая в
коридоре обувь.
Оставив дурацкий вопрос без ответа,
вышел из квартиры.
Понедельник — 8 ч. 53 мин.
Я стоял у окна в своем кабинете,
прижав лоб к холодному стеклу, в надежде, что холод, проникавший от
него в голову, хоть чуть-чуть облегчит по-прежнему дико
пульсирующую боль. Сильный ветер бился в окно, поднимая на высоту
двадцатого этажа только-только появившийся на улицах города
тополиный пух. Мое внимание привлекла яркая точка красного цвета
среди однообразной серой массы, движущейся от метро к дверям
офисного центра. Точка прорывалась сквозь толпу офисного планктона,
проталкивая себе дорогу локтями, и мне даже с высоты двадцатого
этажа было хорошо видно, как шарахались в сторону все, кому не
посчастливилось попасть под удары её локтей.
