С тех пор как мне исполнилось пять лет и до выпускного я училась в Балморал-Холл – лучшей частной школе для девочек в Виннипеге, в провинции Манитоба. Когда в частные школы для мальчиков стали принимать и девочек, класс лишился трети учениц, поскольку, естественно, эти учебные заведения считались лучшими. М-да.
Меня выбрали старостой класса. А еще я стала капитаном команды в клубе дебатов и начала играть на саксофоне. Окончила школу с отличием и прошла летние курсы Оксфорда с полной стипендией.
Весной последнего учебного года я начала заниматься стендапом.
Как видите, в школе я была вполне успешной. Но…
В Гарварде меня занесли в лист ожидания. Как?! Шок и негодование сменяли друг друга. Неужели все-таки стоило пойти в эту чертову школу для мальчиков?!
Возмущению не было предела, когда и Университет Макгилла дал понять, что им до меня нет никакого дела: об этом свидетельствовали мои средние оценки на первом курсе.
Несмотря ни на что, я взялась за учебу с двойным усердием. Я научилась курить «Галуаз»[1]. Встречалась с азиатом, евреем и арабом. Можно сказать, я быстро стала космополитичной. Я влюбилась в город и в пути́н[2]. Окончила учебу с отличием, с легкостью расправилась с вступительным тестом и уже на полных парах неслась в юридический университет, когда вдруг остановилась и подумала: «Как-то все слишком просто».
И-и-и… Переехала в Торонто, чтобы стать писателем.
Родители осторожно поддерживали меня, будучи твердо уверены, что их дочь неделю не сможет спать, если наберет меньше 90 баллов по любому тесту, включая проверку зрения. Они успокаивали себя тем, что этот акт любви к жизни станет прекрасным экспериментом юности, который почти наверняка закончится через год, когда меня примут в Юридический колледж в Осгуд-Холле.
Спустя пять лет я сидела с родителями в кафе Eggspectation[3] в Торонто. Глаза слипались после очередной длинной и веселой ночной смены – я работала барменом. Родители прилетели для вежливой интервенции в канадском стиле. Хорошо помню, как папа с встревоженным выражением лица сказал:
– Ты потратила на это достаточно времени.
– Согласна, – сказала я со всей уверенностью. Лица моих родителей осветила облегченная улыбка, означающая примерно следующее: «Слава богу! Мы знали, что она снова начнет рационально рассуждать».
– Поэтому, чтобы дать моей мечте настоящий шанс, нужно переехать в Лос-Анджелес, – гордо объявила я.
Мама с папой поперхнулись кофе.
Через три дня после трагедии 11 сентября я прилетела обратно в Виннипег, прыгнула в старую родительскую «Камри» и поехала в LA[4].
У меня практически не было денег. Не было ни документов, ни малейшего представления, что делать.
Следующие десять лет напоминали американские горки. В конце концов после череды случайных работ я получила визу, потому что образование давало мне особый статус (спасибо, Господи, за Канадский Гарвард).
Родители все реже и реже напоминали про юридическую карьеру. Все выглядело неплохо. Я жила на Венис-Бич и каталась на роликах по центральной аллее. Написала пять сценариев, сняла две короткометражки, безумно влюбилась и стала почетным лосанджелесцем. Все было идеально. А потом все резко изменилось.
Примерно через пять лет произошла моя личная трагедия, о которой можно написать отдельную книгу. Через год, в 2008 году, экономика рухнула. Мы с моим парнем потеряли все.
Отношения закончились.
Машины не было.
Дом забирали за долги по ипотеке.
Истек срок действия визы.
Я была раздавлена.
Слова отца снова и снова вертелись в моей голове: «Ты потратила на это достаточно времени. ТЫ ПОТРАТИЛА НА ЭТО ДОСТАТОЧНО ВРЕМЕНИ!» Я совершенно растерялась. Если и была какая-то дорога, по которой стоило пойти, никаких указаний от Вселенной не поступало. Или они просто оставались незамеченными. Всю жизнь внутренний голос подсказывал мне верное направление. Посмотрев на письмо из банка и извещение о щедрых «90 днях, чтобы освободить помещение», я подумала, что, кажется, этот голос впервые ошибся.
