Я с трудом открыла глаза от настойчивого толкания в бок.
– Эйприл! Эйприл Элванс, я сейчас к вам обращаюсь!
Сквозь пелену пробуждения и нахождения во сне пытаюсь собраться с мыслями.
– Поднимайтесь и сиюминутно направляйтесь к директору! – громогласный голос моего преподавателя по истории мирового искусства миссис Агаты Грейс разлетался по кабинету, и отрикошетив от стен направлялся прямо в меня, поражая будто острыми лезвиями.
– Эйп, я пыталась тебя разбудить, честно, но ты же так спишь, рядом слоны чечётку танцевать будут – у тебя и веко не дрогнет! – шёпотом оправдывала себя соседка по парте, комнате, и по совместительству лучшая подруга Джесс.
Миссис Грейс тем временем не унималась:
– Вы – первокурсница, и прошло три месяца от начала занятий, а это уже четвертый раз, когда вас настигает сон на моей лекции!
Зрение обрело свою былую чёткость. Глаза сфокусировались на преподавателе сверлящей меня взглядом и стоящей в недовольно-угрожающей позе возле голограммы.
Бледно-голубая проекция поочередно воспроизводила творения людей в киноиндустрии пятидесятилетней давности: кадры как несколько ребят в чёрных мантиях приблизительно десяти лет примеряют по очереди говорящую шляпу, далее – фрагменты влюблённой пары на фоне крушения лайнера впечатляющих габаритов, видеоряд сменился на путешествие босоногого мужчины невысокого роста, настойчиво крутящего в руках золотое кольцо.
– Вообще-то пятый! – надменным, задиристым голосом прозвучало с первой парты выскочкой и всеобщей любимицей Латой, но миссис Грейс не обратив внимание на уточнение одногруппницы, продолжила насаждать:
– Если студентке Эйприл Элванс столь не интересно слушать мои лекции, то, предполагаю, беседа с мистером Хейзом Смит повлияет на ваше желание учиться. – подвела короткую черту преподаватель.
Гневно расхаживая взад-вперёд по аудитории, она бросала на меня ядовитый взгляд блёклых серых глаз, а седые волнистые волосы дерзко подлетали от каждого шага. Несмотря на сорок с хвостиком лет, фигура педагога была сродни двадцатилетней девушки, от этого даже тотальная седина не позволяла новичкам точно определить возраст женщины.
С разных сторон аудитории раздались приглушенные шепотки, это добавило раздражения, но виду я не подала – пусть шипят. Слагать характеристику о человеке, исходя только из мнения других – явно признак дурного воспитания, либо скудоумия.
Преподаватель истории мирового искусства, что сокращённо – «ими», по-прежнему не унималась, желая додавить меня до конца:
– На следующем занятии я обязательно проверю все ваши лекции, так что будьте благодарны, что я даю фору подготовиться как следует, если вам, Эйприл, конечно, есть вообще толк до чего–либо кроме своей неординарной внешности!
Справедливости ради хочется отметить, что училась я довольно хорошо с самого начала школы и старалась держать планку и сейчас, если бы не предвзятое отношение некоторых педагогов к моему обновлённому виду. Казалось бы, колледж, восхваляющий искусство, которое всегда являлось выплёскиванием содержания внутреннего мира во внешний в эстетическом формате, своеобразном видении прекрасного, а у нас розовые волосы –патовая ситуация.
«Пф-ф! Чёрта с два я буду дальше слушать её вопли! Самое время сматываться, пока гузка сделала паузу.» – промелькнуло в голове, отчего я даже сама удивилась пришедшим нетактичным мыслям.
Попав в первый учебный день на пары к Агате Грейс, я оказалась в эдаком «восторге» от поведения преподавателя, что позже делясь впечатлениями с компанией старшекурсников и позабыв её имя – обозначила «гузкой». Моя бабуля называла так хвостовую часть курицы, в простонародье – задницу. Это прозвище коронно держится уже три месяца, хотя мне предельно стыдно за тот случай. Знает ли сама носительница титула истоки возникновения – неизвестно, но предвзятое отношение ко мне и моей внешности не усугубилось, но и не исчезло совсем.
