— Алсу, поставь, пожалуйста, тарелки, — попросила мама. Я
заметила в ее глазах тревогу, и мой взгляд метнулся к крутящемуся
вокруг стола Эмилю. Но, как и всегда, брат совершенно не обращал на
нас с мамой внимания, не слышал ее тон, потому что у него в ушах
были воткнуты наушники.
— Сейчас, расставлю, — ответила я, бросая еще один встревоженный
взгляд на маму.
— Поставь стопкой, потом расставим, — настаивала на своем мама,
и я нахмурилась.
— Мамуль, случилось что-то? — теперь и мой голос просел, начав
слегка дрожать.
— Касим вернулся, — тихо ответила мама.
Да, лучше бы я поставила тарелки на стол стопкой, как советовала
мама, потому что, стоило этим словам вылететь из ее рта, как посуда
выпала из моих рук и полетела вниз. Словно в замедленной съемке, я
наблюдала за этой картиной: с громким стуком фарфор ударился об
пол, разлетаясь на осколки и раня мои босые ступни. Я слышала звон
посуды, фоновым шумом доносились голоса мамы и Эмиля, но шум крови
в ушах не дал распознать, что именно они говорили. Недолго думая,
Эм подхватил меня на руки и отнес в сторону от места катастрофы,
посадил на обеденный стол и, наклонившись, заглянул в глаза.
— Все нормально? — встревоженно спросил он. — Алсу, порядок? —
переспросил брат, когда я не ответила.
Я отупело кивнула.
— Порядок, — выдавила из себя.
— Что случилось? Почему ты уронила посуду? Снова плохо?
Я покачала головой.
— Нет, нормально.
Эмиль повернулся лицом к маме.
— Мама, ну хотя бы ты запрети ей учиться по ночам! Она скоро
прозрачная совсем станет!
— Это не из-за учебы, — выдавила из себя я.
— А из-за чего?
— Касим… вернулся, — повторила шепотом мамины слова, и Эмиль
нахмурился.
— Нахрена? — тихо спросил брат.
— Эмиль, язык! — строго осекла его мама.
— Зачем? — перефразировал он.
— Видимо, чтобы жениться на Алсу, — со вздохом ответила
мама.
— Это что тут у нас такое? — в повисшей тишине раздался голос
папы.
— Алсу случайно выронила тарелки, — пояснила мама. — Сейчас
Нурия поможет убрать, и сядем ужинать. Эмиль, отнеси Алсу в ее
комнату, я проверю и обработаю ее стопы.
— А со стопами что? — продолжил допрос папа, и я немного
съежилась под его тяжелым взглядом.
— Поранила, — ответила я.
— Сколько раз говорил, не ходить по дому босой? Давайте, — он
взмахнул рукой, и суета вокруг него возобновилась. Нурия начала
подметать пол, Эмиль понес меня наверх, а мама семенила следом. Так
происходило каждый раз, когда папа вклинивался в размеренную жизнь
семьи. Он отдавал распоряжения — мы выполняли. Только Эмиль
позволял себе иногда бунтовать, но, пока мы зависели от отца
финансово, даже мой младший брат не рисковал лезть на рожон.
Дойдя до моей спальни, Эмиль усадил меня в кресло и отошел на
шаг.
— Сынок, принеси аптечку, — попросила мама, и брат удалился из
комнаты.
Шурша своим красиво расшитым платьем, мама тихо опустилась на
колени и подняла мою ногу, чтобы проверить на наличие осколков.
— Там ничего нет, видимо, по касательной ранило, — произнесла я,
всматриваясь в кожу, покрытую кровавыми потеками.
— Ой, дочка, ну нельзя же так реагировать, — сетовала мама.
— А как еще? Мамочка, зачем он вернулся?
— Боюсь, что за тобой.
Я тяжело сглотнула.
— Его не было целых десять лет. Почему он не мог забыть обо мне?
— прошептала я.
В комнату вошел Эмиль и протянул маме аптечку.
— Иди, сынок, дальше мы сами.
Еще пару секунд Эмиль помялся, глядя на меня и безмолвно
спрашивая, все ли в порядке, а затем, получив утвердительный кивок,
покинул мою спальню, прикрыв за собой дверь.
— Девочка моя, — ласково произнесла мама, — ты не настраивай
себя заранее на негатив. Может, Касим хороший человек, ты ведь его
не знаешь, а уже боишься.
— Вот именно, мама, не знаю. Совсем. Он и тогда мне не нравился.
Как можно заручиться с девочкой тринадцати лет?
