Из Пензы возвращался поездом. Сто лет не ездил в поездах. Даже не представлял, каким крутым и технологичным стал сейчас обычный купейный вагон. Место привычного огромного металлического титана у входа занял современный кулер с горячей и холодной водой, оборудованный дисплеем. На стене – сенсорный экран для получения нужной информации. Понравилось всё: наличие кондиционера, шторочки над полками, а главное – комфорт, чистота, уют.
Кроме меня, в купе ехали еще неопределенного возраста полный гражданин и не по годам ярко раскрашенная юная девица. Разговор с попутчиками не завязался. Мужчина достал из дипломата толстенный журнал и углубился в чтение, девушка оживленно с кем-то переписывалась в смартфоне. Я смотрел в окно на пробегавшие мимо лесопосадки.
Июльский день клонился к вечеру. Готовящееся скрыться за деревьями солнце красной краской рисовало на небосводе странный пейзаж: плывущую в тумане бесконечную равнину с торосами, впадинами, зарослями кустарников. Облака на заднем плане превратились в горы, сопки. Быстро смеркалось. Панорама небесной долины темнела, уменьшалась в размерах и, наконец, растаяла совсем. Ехать предстояло долго, скучно, неинтересно.
Тук-тук! Дверь в купе приоткрылась снаружи, и заглянувшая миловидная пожилая проводница спросила:
– Чай будем, пассажиры?
Будем, будем, как не быть…
***
Попили чаю с соседом. Порадовался, как добрым знакомым, круглым тонкостенным железнодорожным стаканам в мельхиоровых подстаканниках со штампованными узорами, оттопыренными вычурными ручками. Да и темно-янтарный напиток из залитого кипятком пакетика оказался на вкус точно таким, как во времена моей командировочной молодости, столь же крепким и терпким.
Через некоторое время проводница вошла в купе, собрала деньги, унесла стаканы. Минут пять спустя вернулась с полиэтиленовым пакетом в руках. Присела на краешек скамьи, достала что-то белое, пушистое и спросила меня:
– Слушай, оцени мужским глазом. Дочке – подарок. Ничего кофточка?
Невольно улыбнулся:
– Ну, ты, мать, нашла кого спрашивать! Наизнанку выверни – я не замечу. Вон, с попутчицей нашей посоветуйся, она лучше понимает.
Проводница покосилась на пестрый наряд только телом присутствующей в вагоне, а душой полностью погруженной в виртуальный мир девушки и скептически хмыкнула:
– Да уж… Ну, теперь купила. Понравится – будет носить, не понравится – на память останется. А у тебя дети есть? Взрослые, наверно, уже?
– Двое. Дочка замужем, сын женат. Я уже дедушка – внучка растет.
– Счастливый… А моя вот дочка замуж так и не вышла. Не дождусь я, наверно, внуков, не понянчу… Дочка знаешь у меня какая? Золотая. Умница, красавица. Добрая, отзывчивая. Только счастья вот в жизни нет, невезучая.
Женщина окинула взглядом моих попутчиков. Ни мужчина, ни девушка нас не слушали, и, видимо, это устраивало собеседницу. Чувствовалось, что ей хочется поговорить, поделиться наболевшим. С посторонним, незнакомым человеком, с которым, случайно встретившись, вскоре расстанешься и не увидишься никогда, поговорить по душам бывает даже проще, чем с близкими людьми…
***
– Леночка у нас с мужем – единственная дочка. Роды у меня прошли тяжело, и больше рожать я уже не могла, поэтому вся наша любовь и нежность на ней сосредоточились. Я работала с молодости на поездах дальнего следования, супруг – в системе Газпрома. И в материальном плане у нас никогда затруднений не было – ни в Перестройку, ни в лихие 1990-е. Одевала я Лену как принцессу. Игрушек, кукол, украшений каких только не было у нее. И в Питер, и в Москву мы ее возили, и к морю Черному. В три года папа дочку читать научил. В детсаду и в школе мы на нее только радовались. С первого класса до десятого она круглой отличницей была. И по характеру – тихая, спокойная, послушная. А как перешла в десятый, так будто подменили ее.
