Даже под двумя одеялами было холодно. Хотя одеялами это назвать было сложно. Истрепанные десятилетиями и изъеденные молью, эти шерстяные пледы больше всего напоминали половые тряпки, и одеялами они обозначались только в учетной книге кастелянши.
Поверх так называемых «одеял» я накинула свою зимнюю куртку, но и она не особо-то помогала. Ну, хоть зубы перестали стучать. Уснуть бы скорее, во сне все проще. Но сон не торопился ко мне прийти.
Потому я тупо лежала и пялилась в незашторенное окно. Штор для этой комнаты у кастелянши не нашлось, даже убогих. Интересно, может та серая тряпица, которой заткнута дыра в стекле, и есть та самая пропавшая штора. Надо бы как-нибудь на досуге вытащить и развернуть ее. Но только не сейчас. Если еще и обнажить эту дыру, то совсем околею. На дворе начало октября, и днем вполне еще можно проветрить комнату, но только не ночью. Хотя, не думаю, что эта тряпка создает такое уж большое препятствие проникновению холодного воздуха с улицы, но рисковать все же не стоит.
А все-таки, идея укрыться зимней курткой, была вполне хорошей. Вот меня уже почти и перестало колотить. Надо было еще весеннюю куртку накинуть. Но теперь, когда я практически отогрелась, меня из моей импровизированной берлоги на этот холод никакими коврижками не выманишь.
Возможно, здесь бы не было так холодно, даже несмотря на эту дыру в окне, если бы батарея функционировала, как положено. Но с ней, судя по всему, что-то не так. Она была чуть теплой, хотя в остальных помещениях батареи такие горячие, что прикоснуться невозможно. Завхоз обещал посмотреть, что с моей батареей, когда у него будет свободная минута. Но за прошедшую неделю, видимо, ни одной свободной минутки у бедного человека так и не нашлось. А вы что думали? Это вам не хухры-мухры, лампочками заведовать. Без продуху человек работает.
Хотя, может, я все-таки придираюсь. Комната, в которой я нахожусь, не использовалась последние лет шестьдесят, и не предполагалось, что в ней кто-то будет проживать. Это часть чердачного помещения – какие могут быть претензии к состоянию? Все остальные дети размещались в нескольких общих спальнях, где было вполне себе тепло.
Я до недавнего времени тоже там располагалась. До тех пор, пока не стала участницей нескольких драк подряд. Хотя, насколько я помню, действие, в котором четыре человека запинывают одного, обычно называлось избиением, а не дракой. И если вы не поняли, то я была не в составе тех четырех, а на противоположной стороне так называемой «драки».
И вот, теперь те четыре девицы мирно посапывают в своих теплых кроватках под настоящими одеялами. А я вот тут лежу и стучу зубами со своими синяками, дырой в окне, еле живой батареей и номинальными одеялами.
Да и ладно. Зубы уже не стучат. И хоть по вечерам теперь не приходится лицезреть противные рожи своих одноклассниц.
В том, чтобы быть асоциальной, коей нарек меня местный психолог, оказывается, есть свои плюсы.
Вот такая вот «справедливость» обитает в стенах данного заведения, именуемого школой-интернатом для трудных детей имени Святого Владимира. Ничего святого, кроме этого имени в названии, в этом месте, конечно же, не было.
– Ну, как спалось в Вашей опочвальне, прынцесса Анна? – разразилась хрюкающим смехом душа здешней компании Милана.
Да уж. С добрым утречком меня! Вдруг моя берлога из пуховика и полинявших пледов показалась мне самым уютным местом на земле. Все на свете бы отдала, лишь бы не видеть этих скалящихся морд.
К слову, мне за мои недолгие пятнадцать лет жизни уже пришлось поменять кучу школ и мест жительства. И мерзкие сверстники, как ни печально, были везде. Но со всей ответственностью могу заверить, что Милана и ее компашка были самыми отвратительными девицами из тех, что я встречала. И что-то подсказывает мне, что и из тех, что я не встречала, тоже.
