Каждый раз, когда темнеет небо и засыпают цветы в саду, а в дальних комнатах моего дома начинают проступать очертания призраков и раздаваться их тихие, вкрадчивые голоса, я беру блокнот и ручку, устраиваюсь возле камина и погружаюсь в воспоминания. И прошлое возвращается ко мне, и я снова вижу свое родное Ямово, и заблудившиеся в ветвях яблонь звезды, и полуразрушенную церковь на склоне молочно-белой горы, и моих соседей. Многих уже нет в живых, как нет и самого Ямово, – а память настойчиво возвращает меня в те осенние дни, и едкий дым сгорающих листьев вновь застилает мне глаза, и туман окутывает мои мысли, а сердце наполняется горечью…
Тимка с горы Шайтан
Ямово – село старинное, овеянное тайнами и загадками. Притаилось оно у подножья горы Шайтан, отгородилось от мира вековыми соснами и быстрой и студеной речушкой. Ведет к нему только одна дорога, по которой в осеннюю грязь не пройти—не проехать. Чем ближе подъезжаешь к Ямово, тем причудливее становится лес – то тут, то там встречаются на пути совершенно черные, словно обожженные деревья. Небо начинает хмуриться. Заросли папоротника, высокие, почти в человеческий рост, вызывают неясную тревогу – кажется, сквозь эти пожелтевшие листья кто-то наблюдает за тобой.
Расположено село в низине, отсюда и его название – Ямово. Солнечные дни выдаются здесь редко. Часты дожди и не рассеивающиеся даже к полудню туманы. Ночи наступают рано, а звезды кажутся далекими и чужими.
Старожилы говорят, что основали Ямово беглые каторжники, преступники и дезертиры – изгои общества, темные личности, заблудшие души. Короткой была их жизнь – умирали они от пьянства, в драках или от волчьих зубов. Ночами мы слышали волчий вой – эти места так и кишели зверьем – а многие считали, что это бродят духи каторжников, сгинувших в лесах, не нашедших себе приют ни в этом, ни в загробном мире.
Дед Кузьма говорил, что это место гиблое, черными мыслями овеянное, и обречено оно, как и все его жители, на скорое забвение. Может, и прав он был, этот старейшина села, последний хранитель всех его тайн и легенд. Прожил Кузьма более 100 лет. Сам он возраст свой не помнил, как не помнил и свою жену, умершую от чахотки и оставившую ему десятерых детей, из которых в Великую Отечественную выжили лишь трое. Жил он словно во сне – грамоты не знал, считать не умел. Зато знал все местные предания и даже в последние свои дни, умирая от старости, бормотал что-то про гору Шайтан и бедного Тимку, сгинувшего в одну холодную дождливую ночь…
Помню как сейчас – сидели мы как-то в избушке деда Кузьмы. Я, больная Анна и Маленький ангел. Ливень хлестал по стеклам покосившегося домика. От сырости и холода Кузьма кашлял и прихлебывал горячий чай из огромной кружки. Все мы приходились деду дальними родственниками и навещали его каждый день. Он уже не мог выходить на улицу, без конца курил табак и пил крепкий чай. Управившись с делами, садились мы у окошка, и дед рассказывал нам о событиях давно минувших, то ли выдуманных, то ли действительно происходивших, – теперь уж не разберешь.
О бедном Тимке часто он вспоминал. Вот и в ту ночь, поглядывая через стекло на гору Шайтан, этакую молчаливую черную глыбу, тихо проговорил:
– В такую вот непогоду и сгинул наш Тимка. Тяжко ему было. Придет, бывало, ко мне, сядет возле печки на полу, голову опустит. Не жилец, говорит, я на этом свете, дедушка. Зовет меня проклятый Шайтан. Каждую ночь снится, что поднимаюсь я на эту гору, а там меня люди незнакомые встречают. Ненашенские, странные такие – низкорослые, черные лицом. И ведут меня в подземелье, что прямо под церковью.
