Герой белорусской литературы
Время само создает картины,
я только подбираю к ним слова.
Стефан Цвейг
Меня всегда удивляли некоторые высказывания так называемых «свядомых» белорусов. Зачастую, даже не предприняв попыток что-либо основательно изучить, они тиражируют собственное невежество, а иногда обычную глупость выдают за истину в последней инстанции. Таковым, например, является следующее замечание: «Беларусь, прежде всего, отождествляется с Франциском Скориной, Симеоном Полоцким, Янкой Купалой, Владимиром Короткевичем. Даже имена Всеслава Чародея и Льва Сапеги отходят на второй план». Далее следует пояснение к этой мысли: «Так происходило потому, что Беларусь не имела прочной и длительной государственности» [2, с. 106].
Несмотря на огромную работу по пробуждению исторического сознания, среди самих белорусов (не говоря уж о других народах) по-прежнему бытует подобное мнение. При этом, если иногда и признают достижения белорусской культуры, в исторически сложившейся самостоятельности и государственности упорно сомневаются. Это очевидные и самые заскорузлые мифы, с которыми надо бороться. Тем более что для этого есть все (или почти все) необходимое. Прежде всего, исторические факты, которые нужно только систематизировать и довести до массового читателя в нашей стране и за рубежом. И биография Льва Сапеги в этом смысле лучший материал.
Время показало исключительную жизнеспособность государственных институтов, созданных при активном участии Льва Сапеги. Статут Великого княжества Литовского, Русского и Жемойтского (далее – ВКЛ), принятый в 1588 году, действовал в течение более чем двухсот пятидесяти лет1 (для сравнения: за период с 1918-го по 2013 год в Беларуси сменилось шесть основных законов). Трибунал ВКЛ (высший апелляционный суд) существовал почти столько же. На протяжении более ста лет был законодательно закреплен государственный статус белорусского языка. Униатство как основная религия ВКЛ просуществовало более двухсот сорока лет. Длительное время вынашиваемая, но не реализованная Львом Сапегой идея славянского союза до сих пор не дает покоя политикам [66, с. 11].
В истории Беларуси трудно найти примеры такой долговечности государственных институтов, созданных умом и волей одного человека. Разве это может не вызывать восхищение?
Возможно, уже современниками Сапеги некоторые его поступки воспринимались как странности и причуды богатого пана. «У вас холоп холопом, а у меня – почтеннейший, сиятельный, ибо без холопа, наверное, и сам ясновельможным не буду», – любил Лев Cапега подчеркнуть свое отношение к простому мужику [71, с. 386]. Эту черту его характера восхваляли в своих произведениях не только цитируемый В. Чаропко, но и Я. Чечот, С. Морозова и другие авторы.
Вне всяких сомнений, Лев Сапега – личность значительная, вместе с тем очень противоречивая и одновременно загадочная, а потому одна из наиболее интересных в ряду политических лидеров средневековой Беларуси.
Публикации последнего времени оставляют открытыми множество вопросов и зачастую односторонне освещают жизнь и деятельность великого белоруса. Понятно, что Льву Сапеге, как и любому из смертных, были присущи человеческие качества не только со знаком «плюс», но и со знаком «минус». Другое дело, и это, вроде, ни у кого не вызывает сомнений, что первых гораздо больше, чем вторых [40, с. 110]. Да, при удобном случае (и это зафиксировано в хрониках) Сапега мог присвоить то, что плохо лежит. Но в критических ситуациях, когда речь заходила о государственных интересах, он порой отдавал в сотни раз больше. Например, взвалив на себя (почти в семидесятилетнем возрасте) непосильную ношу – великое гетманство, во время войны ВКЛ со Швецией Лев Иванович содержал на собственные деньги целую армию. Подсчитано, что на эту войну он потратил большую часть своих средств – приблизительно семьдесят семь тысяч злотых и сорок тысяч флоринов (дукатов). Чтобы эти цифры не были слишком сухими, стоит наглядно проиллюстрировать размер пожертвований с его стороны. В то время, исходя из средних цен, на один злотый можно было приобрести одну с четвертью бочку виленскую пшеницы, или почти пятьсот восемь с половиной литров. Значит, семьдесят семь тысяч злотых стоило девяносто шесть тысяч двести пятьдесят бочек, или тридцать девять миллионов сто сорок четыре тысячи восемьсот семьдесят пять литров, пшеницы. Если считать, что даже при полной мобилизации в армии ВКЛ во время Шведской войны насчитывалось около двадцати трех тысяч человек и каждому солдату полагался один литр пшеницы в день, то, получается, на средства Льва Сапеги армия могла протянуть четыре с половиной года (разумеется, речь идет только о хлебе и воде).
