Смешное привидение – явно современный персонаж. В ранней литературе призраки относились к себе очень серьезно и настаивали на надлежащем проявлении уважительного страха со стороны тех, кого они почитали своим появлением. Ожидалось, что смертный встанет, когда призрак войдет в комнату, и в случае, если он медлил с этим, его позвоночник сообщал о том, чего требовал этикет. В случае появления на улице, если мужчина не обнажал голову в благоговейном страхе, корни его волос напоминали ему о его небрежности. У женщины всегда было преимущество перед мужчиной в таких чрезвычайных ситуациях, поскольку ее локоны, будучи длинными и заколотыми наверх, не так легко сдвинуть с места, что может объяснить тот факт (если это факт!), что в художественной литературе женщины показали себя более сдержанными в присутствии призраков, чем мужчины. Или, возможно, женщина знает, что мужественный призрак, в конце концов, всего лишь мужчина, и поэтому может быть очарован до беспомощности, в то время как женщина может увидеть другую женщину насквозь и таким образом обезоружить. Большинство комических привидений, как ни странно, являются мужчинами. Не часто можно встретить женщин, расплывающихся в улыбке – возможно, потому, что они не любят, когда их выставляют на посмешище, даже после того, как они мертвы. Или, может быть, причина кроется в том факте, что мужчины написали большинство комических или сатирических историй о привидениях и по-рыцарски обошлись без более нежных оттенков. И очень мало смешных детских привидений – можно сказать, их почти нет, по сравнению с количеством взрослых. Число детей-призраков любого или всех типов пропорционально невелико, возможно, потому, что смерть ребенка кажется неестественной при любых обстоятельствах, в то время как делать из него мишень для шуток было бы бесчувственно.
Древние призраки были людьми с серьезными лицами. Они вообще не знали, как смеяться. Они были воспитаны в суровом подавлении легкомыслия, и, в свою очередь, они запугивали смертных до рабской покорности. Без сомнения, они думали о мужчинах и женщинах как о простых юнцах, которых нужно учить их месту, поскольку любой живой человек, каким бы дряхлым он ни был, считался бы несовершеннолетним по сравнению с вечным призраком.
Но в наши дни индивидуализма и радикального либерализма призраки, так же как и смертные, расширяют свои личности и наслаждаются большей свободой. Призрак теперь может называть свою тень своей собственной и проявлять любое настроение, какое ему заблагорассудится. Даже юные призраки женского пола, отказываются повиноваться хмурому циферблату часов и впадают в беззаботное веселье, отчего призрак миссис Гранди еще сильнее белеет от ужаса. В наши дни у привидений больше веселья и свободы, чем у живых. На самом деле, в наши дни быть мертвым – выгодно, потому что у призраков нет проблем с арендной платой, мертвецы не платят по счетам. Какой офицер добровольно стал бы преследовать призрачного жильца до его последнего пристанища, чтобы вручить ему повестку в суд? А предположим, что призрак, доставленный в суд, потребовал суда присяжных, состоящего из его коллег? Нет, очевидно, у смерти есть компенсации, не связанные с утешениями религии.
Чудо в том, что привидения так долго реализовывали свои возможности, улучшали свои преимущества. Призраки в классической и средневековой литературе были малярийными, испаряющимися существами, не способными ни на что, кроме угрозы, и смертные никогда бы не задрожали от страха при виде их хмурого вида, если бы знали, насколько они слабы. В лучшем случае призрак мог только греметь ржавым скелетом, или трясти заплесневелым саваном, или лязгать цепью – но поскольку смертные съеживались перед его демонстрациями, он не беспокоился. Если он хотел вызвать крайнюю степень страдания у своего хозяина, он угрожающе поднимал руку и произносил одно-два ветреных слова. Теперь требуется нечто большее, чтобы вызвать панику. Современный призрак хранит свой скелет в гараже или в каком-нибудь другом месте, где его чистят, смазывают маслом и поддерживают в хорошем рабочем состоянии. Современный призрак продал свою простыню старому барахольщику и одевается как при жизни. Теперь призрак научился хорошо проводить время, и он может заставить живых извиваться гораздо приятнее, чем в прошлом. Сегодняшнему привидению нравится насмехаться, даже когда он стонет от ужаса. Он знает, что в ужасе нет ни оружия, ни угрозы, которые можно было бы сравнить с насмешкой.
