– Говорила вам, господин Адлер, не помогло ваше лечение.
Раздался рядом со мной женский голос. Сознание возвращалось вспышками, губы потрескались и сильно болели.
– Госпожа Жанин, я делаю всё, что могу, – виновато произнёс мужчина.
– Ирэн, девочка моя, – я почувствовала мокрую тряпицу на лбу, потом на губах и жадно прильнула к ней.
– Она очнулась! – Мягкие руки провели по моей щеке.
– Воды, – пыталась прохрипеть я пересохшим горлом.
– Напоите же её, – проворчал мужчина.
В глотку живительным бальзамом скользнули робкие капли воды. Кто-то поил меня с ложки.
– Я говорил, – продолжал ворчать мужской голос, – жар спал и только от Ирэн зависит выздоровление. Если организму удастся справиться с болезнью…
– Тише, – понизила тон женщина.
Да кто они такие? Сил не хватало даже на то, чтобы открыть глаза. Где я? Попыталась вспомнить, что случилось. В памяти было пусто, голова разболелась. Кое-как разлепила веки: надо мной склонилась миловидная, чуть полноватая женщина в чепце, из-под которого выбились светлые кудряшки.
– Доченька. Это я, – она ласково улыбнулась, продолжая гладить меня по волосам.
Моя мать? Не помню… Ничего не помню. Я пыталась осмотреться, не поворачивая головы. Маленькая комната, дощатые стены, кровать, рядом стол. На нём, растревоженная сквозняком, оплывала свеча. На стуле сидела та, что представилась мамой. Позади стоял мужчина в чёрном костюме, похожий на грача. Нос у него был, прямо сказать, выдающийся.
– Ирэн, ты слышишь меня? – наклонилась женщина, обтирая лоб тряпицей.
– Я не Ирэн, – имя казалось чужим, не моим.
– Она опять бредит, – обернулась к мужчине она, – ничего не помогает, – в её глазах заблестели слёзы.
– Ничего не помню. Где я?
– У неё амнезия, – тот, кто скорей всего был доктором, поправил на носу пенсне, – подобные случаи известны науке.
– Что же теперь? – Растерянно промолвила женщина, – как быть?
– Память ещё может восстановиться. Питание и уход: вот всё, что сейчас требуется.
Он подхватил с пола небольшой саквояж и, не прощаясь, вышел. Женщина осталась со мной.
– Девочка моя, ну ничего, ничего. Главное – жива. Теперь пойдёшь на поправку.
Она так и сидела рядом со мной, но у меня на попытки вспомнить что-либо ушли последние силы. Разум затуманился, и я снова провалилась в забытьё.
Утром ничего не изменилось. Та же комната и постель, не было только доброй женщины. Сознание прояснилось, и в голове обрывками начали появляться картины прошлого.
Вот я иду за руку с папой, красивым, в военной форме.
– Анечка, – ласково улыбается он мне.
Потом женщина с карими глазами держит меня на руках. Так и есть. Я, Анна Михайлова. Память услужливо подсовывала одну картинку за другой. Мой дом – двушка в приличном районе со множеством цветов. Работа ювелиром, которой посвятила не один год. И уже престарелые родители. Как же я попала сюда? И кто эта женщина, она совсем не похожа на мою мать. В комнате было сыро, что чувствовалось даже под тёплым одеялом. Что это за избушка?
Я попробовала сесть, но тело не слушалось. Мной овладел страх: что, если осталась инвалидом и буду коротать свои дни с незнакомцами? И как узнать, что произошло? Последние события никак не хотели восстанавливаться.
Дверь скрипнула и показалась моя… Мама? Ведь она называла меня дочкой.
– Ирэн, ты проснулась? – Она улыбнулась, поставив на стол чашку с ароматным бульоном, запах которого разлился по комнате. В животе заурчало.
– Доброе утро, – лучше пока не буду её никак называть, посмотрим, что удастся вспомнить ещё.
– Доброе, конечно, доброе. Ты пришла в себя. Давай, посажу тебя удобней, – она приподняла моё ослабевшее тело, поправила подушку и помогла расположиться повыше. Усевшись на стул, стала понемногу поить меня наваристым бульоном.
