Глава 1.
Гул сирен раскалывал тишину, будто лопнувший нерв. Сначала – глухо, как в бреду. Потом – громче, навязчивее, пока не превратился в тревожный вой, будящий память и тело.
Он открыл глаза.
Серые бетонные стены. Решётка. Резкий запах сырости и пота. Камера.
Тело ныло после сна на жёсткой койке, но каждое мышечное волокно было в тонусе – привычка. Металл – холодный, утро – грязное.
Он провёл рукой по голове. Лысая. Привычка. Пока.
В обычной жизни он был другим – густые тёмные волосы, карие, почти чёрные глаза, будто в них влит ночной огонь. Метр восемьдесят пять – не просто рост, а угроза. Молчащая, уверенная угроза.
Но здесь – просто заключённый. Номер. Молчание.
В коридоре суета. Крики надзирателей. Шорох бумаг, лязг ключей.
– Строй! Всем на построение!
– Начальство сменилось, говорят. Новый приехал.
– Кто?
– Из-за границы. Строгий, беспощадный. Не просто дисциплина – живьём сожрёт.
Его это не удивило. Система любит перемалывать и перестраивать. Но почему-то внутри, будто что-то сдвинулось. Прислушался к себе: было чувство… предчувствие. Как будто его судьба в эту минуту начала сворачиваться в другой клубок.
Он встал.
Движения точные, привычные, словно выточенные временем – шесть лет в клетке учат тебя беречь энергию и не разбрасываться ни словами, ни жестами.
Пластиковый таз, холодная вода из крана. Он набирает в ладони воду, плескает в лицо – не для свежести, а для включения.
Смотрит на своё отражение в мутном осколке зеркала, приклеенном скотчем к кафелю.
Глаза чёрные, как ночь перед бурей. Но в них – тишина. И что-то ещё. Мысль. Надежда?
Вчера он подал на УДО. Условно-досрочное освобождение. Бумаги – в деле. Через месяц – заседание. Месяц. Он пересчитывал дни, как отсчёт перед рывком.
Мозг уже не был в этих стенах. Он строил маршрут – куда пойти, к кому не возвращаться.
Он не хотел мстить. Он хотел исчезнуть. В асфальте, в городе, в чужих телах.
Но прежде – дождаться.
Дождаться и не сломаться.
Он заходит в душ. Холодный, как всегда. Струи обтекают его мощное тело, словно касаются сквозь пленку. Он думает о прошлом – как пил кофе в утреннем свете, как гладил чужие бёдра, как гнал машину по трассе, пока город спал.
И как всё это сгорело в одну ночь.
Ночь, которую он давно вырезал из памяти. Но та возвращалась – в звуках, в запахах, во сне.
Он знал: впереди месяц. Один месяц, чтобы остаться человеком.
Глава 2.
Столовая гудела, как улей. Запах прокисшей каши, дешёвого кофе и хлорки в воздухе.
Металл ложек лязгал о тарелки, люди двигались в строю, как заведённые – каждый знал свою траекторию. Никакой суеты. Всё по распорядку. Даже хаос был здесь приручен.
Дэниел сел на своё место. Привычно. Спина прямая. Глаза – никуда. Точнее, везде.
Пластиковый поднос, разваренная перловка, что-то серое, похожее на мясо, кружка с бурой жидкостью.
– Ну что, тебя уже вызывали? – рядом бухнулся на скамью Кевин. Мелкий, верткий, как крыса, но зубастый. Два года вместе – почти как семья, но не совсем. Здесь нет семей.
Он не ответил. Только посмотрел мельком. Этого было достаточно, чтобы Кевин понял: нет – не вызывали.
– Говорят, этот новый будет лично всех смотреть. Знаешь, как врач зубы проверяет, – Кевин скалится, – заглянет тебе в душу, ага.
– И пересчитает, – подал голос с другой стороны Джейк. – А может, на вкус попробует. – Он хохочет, показывая щербатую улыбку.
– Тебя – точно попробует, – парирует Кевин.
– Меня сначала догони! – весело.
– Скажи ещё, что у нас тут "список по любви".
Смех. В нём – нервы. Сдержанный, натянутый. Все чувствуют: что-то меняется.
Дэниел молча берёт ложку. Медленно ест. Ни одного лишнего движения. В глазах – пустота. Или, наоборот, слишком много всего.
