ГЛАВА I. ГОЛИАФ УКАЗЫВАЕТ ПУТЬ
Синтия сидела на ступеньках крыльца, подперев подбородок рукой, и уныло вглядывалась в хмурое сентябрьское небо. Весь день, вплоть до последнего получаса, небо было безоблачно-синим, а день – тёплым и солнечным. Но тут вдруг солнце, словно бы смутившись, украдкой спряталось за высокой нависшей тучей, а вместе с его исчезновением подул резкий, холодный ветер. Синтия нахмурилась. Затем её передёрнуло от озноба. Затем она подняла воротник белого свитера до самых ушей и застегнула его. Затем пробормотала что-то вроде: «Хоть бы Джой поторопилась, а то ведь дождь пойдёт!». Затем засунула руки в карманы свитера и уставилась на голубой куст гортензии на лужайке, на котором тяжко склонялась к земле единственная оставшаяся кисть соцветий.
Внезапно на крыльце одного из домов дальше по улице мелькнуло что-то красное, и воздух прорезал протяжный мелодичный свист. Синтия вскочила и принялась неистово махать рукой. Алый силуэт, стремительно приближавшийся к ней, обрёл форму – это были ярко-красный свитер, такая же шапочка и юбка.
– Только не ругайся! Ты уж не сердись, Синтия. Энни как раз ставила в духовку противень с имбирным печеньем, и мне просто пришлось дождаться, пока оно испечётся! Я тебе целую кучу принесла. Держи!
Хозяйка красного свитера сунула пригоршню тёплого печенья в карман Синтии.
– Ты заставила меня ждать целую вечность, Джой, – начала Синтия, с трудом разжевывая очередной кусок; – но я тебя прощаю. Я уже почти начала… злиться!
Джой (настоящее имя её было Джойс) проигнорировала последнее замечание.
– Мы не сможем пойти! Мамуська категорически запретила. Почему, спрашивается, погода не могла постоять ясной ещё хоть немного? Думаю, сейчас в любой момент хлынет.
– Знаю, – посочувствовала Синтия. – Моя мама тоже мне запретила, ещё до того, как ты вышла, а мы так рассчитывали! Вряд ли в этом сезоне ещё представится случай покататься на каноэ.
Они безвольно уселись на ступеньки крыльца и принялись утешать себя остатками печенья. Жизнь казалась им серой и безрадостной, как это обычно бывает, когда рушатся заветные планы и прячется солнце! Очень скоро печенье закончилось.
– Что, скажи на милость, стряслось с твоей гортензией? Вчера же вся в цвету была, – вдруг воскликнула Джойс.
– Щенок Бейтса! – лаконично ответила Синтия.
В дальнейших объяснениях не было нужды. Джойс хихикнула, глядя на его общипанный вид, и снова погрузилась в продолжительное молчание. Бывали времена, когда эти две неразлучные подруги могли без умолку трещать часами. Но наступали и другие периоды, когда они подолгу сидели молча, тем не менее полностью понимая друг друга. Они были закадычными подружками с пелёнок, как и их родители до них. Плечом к плечу они прошли через детский сад и школу, а сейчас вместе перешагнули порог старших классов. Даже дни рождения у них были в одном месяце. И разлучались они лишь на несколько недель во время каникул, когда их родители (имевшие разные вкусы в выборе мест для отдыха) насильно увозили одну в горы, другую – к морю. По правде говоря, больше их ничто не разлучало, кроме стен их собственных домов да ещё Заколоченного дома.
Самое время представить Заколоченный дом, который с самого начала этого рассказа бесстыже на нас уставился! Что уж там, он смущал своим видом обеих девочек с тех самых пор, как они поселились в маленьком городке Рокридж, по обе стороны от него. И задолго до их появления на свет, задолго до того, как Рокридж начал стремительно разрастаться, превратившись в симпатичный современный пригород, Заколоченный дом уже нагло и вызывающе глазел на прохожих.
Он стоял в глубине большого участка, обнесённого весьма ветхим частоколом, с калиткой, что никогда не закрывалась, а болталась на единственной петле. За забором буйно разрослись неухоженные кусты и высокая сорная трава, а у крыльца, словно часовые при входе, высились две сосны. Позади дома располагалась небольшая старая вишнёвая роща, а у задней двери – колодезный сруб с наполовину сгнившим журавлём.
