Вторая часть Марлезонского балета в М.
Михаил Дуридомов смотрел на себя в зеркало в ванной. Он решил отрастить усы, но еще не придумал, какой формы они будут; щетинки кактусовыми иголками топорщились в разные стороны. Ладно, посмотрим. На графа ты пока не похож. Нууу… И фамилия у тебя… Вот был бы ты… как-нибудь… с де… Де Дурэ. Или дю. Дю? А что, был же вот просто Портос, а потом стал барон дю Валлон де Брасье де Пьерфон. И Ришелье… дю Плесси… Дю Дурэ, герцог Мухосранский? Дааа… Крутизна крутецкая. Где тут наша бритва. Он намазал подбородок и щеки пеной для бритья, включил станок и стал водить им по коже. Оставим пока? Ну оставим.
Час назад его разбудил голос:
– Ваше Велииичство! Кофе подан!
Михаил разлепил глаза и обалдело повертел головой: золото и хрусталь отражались в зеркале трельяжа, пурпурные сполохи от солнца, пробивающегося сквозь шторы, бродили по лицу, только что рожденная Венера радовала глаз розовой плотью. Перед ним стояла девушка с подносом, на котором уместились кофейник из барочного сервиза, кувшинчик со сливками, сахарница, чашка и тарелка с круассанами. На девушке было короткое черное шелковое платье с белыми кружевными оборками, маленьким белым фартучком и внушительным декольте, из которого старались выпрыгнуть розовые конические груди; дополняли наряд черные чулки и лаковые туфли на шпильках.
– Белка! Ты так на работу собираешься идти?!
– А до работы еще полчасааа!
Бэла поставила поднос на тумбочку у кровати и резко сдернула с Михаила одеяло.
– Вооот! Молодец! Не зря я старалась!
– А где ты… платье-то такое взяла?! Ты работу поменяла? В Гранд-отеле теперь?
– Вот ты Дуридом у меня совсем, Мишка! Ты же сам вчера навез опять целую груду коробок – образцов для своего сайта.
– Дааа?! И там это было?!
– Ну конечно! Не нравится?
– Ты шо! Умереть не встать!
– Так нравится? – девушка кокетливо вертела бедрами и приподнимала подол на мгновенье, достаточное, впрочем, чтобы заметить, что трусиков на ней нет.
– А трусиков в коробке не было? В комплекте должны быть! Надо им позвонить…
– Да были! Надеть? И валенки в придачу! Не проснулся еще?
– Яааа… тыыы… слушай… это…
– Да что тебя слушать! Да и не нужен ты нам сто лет! Вот он нам нужен. Иди ко мне, мой торчунчик, мой хороший, мой коник, вооот… прааавильно… нууу… постой, я сейчас.
Девушка запрыгнула на кровать, прильнула к груди Михаила, покусала его соски, сжала что есть сил член, потом села на него сверху, помогла себе рукой, медленно опустилась и стала двигаться. Левой рукой она сжимала груди, теребила соски, а правой трогала клитор, опиралась коленями в постель, приподнималась, потом расслабляла мышцы и падала на член, охала, стонала, опять двигалась, выгибалась назад и вдруг резко наклонилась вперед, легла на Михаила плашмя, вытянула ноги, соединила их, сжала, бедра ее судорожно задергались, «уууууух!», «ууу», «ой, все», «всеооо».
– Все, я на работу опаздываю!
– Белка! Ты что! А я?!
Белка резво вскочила с кровати, оправила зачем-то подол платья, потерла щеки и упрятала груди в декольте.
– Красная я, да?
– Ты давно не была такой красивой. С утра. Ну иди ко мне. Иди, маленькая.
– Нет! Совсем времени нет! Я пошла. Я и так клятву нарушаю.
– Какую, блин, еще клятву?!
– Гиппократа, какую же еще.
– А я, значит, умирай тут от неудвалитварения! На меня Гиппократа нету?!
– А ты кофий попей. Да сдуй его уже.
– Ну как я его сдую! Ты с ума сошла?! Он тебя щас кааак догонит!
– Ну нечего было вчера лазить неизвестно где! Я аж заснула, пока тебя ждала.
– Так я ж по работе! Пахал! Как… раб на галерах!
