…Элиас очнулся от сильного
возбуждения. Его била мелкая дрожь от сладкого, тянущего на безумия
чувства, но было еще что-то дикое в этом — к похоти примешивалось
ощущение острой боли. Элиас открыл глаза. Стряхивая остатки
беспамятства, и увидел причину неудержимого вожделения — его плоть,
бугрящуюся желанием, гладила изящная женская рука. Окончательно
пробудившись, Элиас попытался воспротивиться, но его руки и ноги
оказались скованы цепями, сам он висел в этой металлической
паутине, словно пойманное дьяволом божество.
Женская рука скользнула по оголенной
груди, расчерчивая ногтями узоры, будто клеймила своего раба. Элиас
пытался обернуться и взглянуть на ту безумную, которая вытворяет с
ним подобное, но она раскрыла себя сама. Медленно и грациозно из-за
спины вышла самая ненавистная женщина его жизни. Когда Элиас увидел
ее, так нагло сводящую его с ума, то пришел в неистовство. Его
глаза налились кровью, руки рванули цепи, которыми он был прикован,
но те оказались слишком надежны.
— Какого черта ты делаешь?! —
вскричал он, вырываясь еще неистовее.
Ладонь все так же возбуждающе
скользила по каменной плоти. Агата проигнорировала эмоциональную
реакцию Элиаса, вместо этого она опустилась на колени перед
прикованным узником и прильнула губами к его набухшему фаллосу.
Элиас попытался отстраниться, насколько это вообще могли позволить
его оковы. Алые губы Агаты искривились в злобной улыбке, тогда она
снова придвинулась ближе. Во избежание новой попытки пленника
вырваться, Агата без прелюдий обхватила огромное навершие его члена
ртом и принялась соблазнительно посасывать.
Мужское начало по природе своей не
могло сопротивляться такому откровенному сигналу, и вскоре
противодействия Элиаса стали в разы слабее. До этого момента он
боролся только с ненавистью к этой женщине, а теперь ему пришлось
возражать еще и дикому желанию насладиться ее телом. Если бы только
плоть знала, как греховно такое слепое подчинение инстинктам.
— Уйди от меня! — проревел он.
Агата подняла глаза на узника и
соскользнула с могучего фаллоса своего заклятого врага. В ее глазах
была только ненависть, в них не было и капли желания. Это ужаснуло
Элиаса. На мгновение он даже потерял возможность говорить, пытаясь
понять, что, черт возьми, движет этой сумасшедшей женщиной.
Она гордо поднялась с колен и
подступила вплотную к Элиасу. Он чувствовал тонкий аромат ее кожи и
ощущал легкое кружево пеньюара, разделявшее их тела от
соприкосновения. Ее лицо приблизилось, бледная щека коснулась его
шеи. Поднявшись на носки, Агата хотела быть еще ближе к его
слуху.
— Я ненавижу тебя, Элиас Дарем.
Ненавижу настолько, что готова сдохнуть на месте, лишь бы не
находиться под одной крышей, не прикасаться. Каждая моя мысль
только об одном: как было бы чудесно, если бы ты никогда не
рождался, чтобы никогда не пришлось мне видеть твои мерзкие
глаза…
— Вот и уйди к черту от меня! — с
тем же презрением процедил он.
— Если бы я могла, презренный
ублюдок…
* * *
Двумя неделями ранее
Агата прибыла на ежегодный турнир
рыцарей, который проводился императором с момента его восхождения
на трон. Вся знать, а тем более, высшие ее сословия были обязаны
присутствовать на этом двухнедельном мероприятии и развлекать
правящую семью своим многоликим обществом. Как глава герцогской
семьи, Агата не имела ни одного шанса пропустить ненавистный выход
в свет, в ее власти было лишь оттянуть свой приезд до официального
начала соревнований.
Двери императорского дворца
распахнулись, и Агата, преисполненная достоинства, но лишенная
высокомерия, вошла в главный зал. Ее появление привлекло всеобщее
внимание не только из-за ее титула, а скорее это была совокупная
заслуга ее высокого положения, ослепительной красоты и умения
держать себя. Женщины завидовали ей, мысленно осыпая проклятиями,
когда видели, как их прежде безразличные мужья в один момент
становились похотливыми животными при виде этой лже-герцогини.
