– Это самое ужасное, что могло случиться с вашей семьей, господин генерал! – дрожащим голосом произнес дворецкий, протягивая мне свежую газету.
Я посмотрел на его бледность, на дрожащую руку в белоснежной перчатке и на свежий, пахнущий типографской краской выпуск газеты. Он встал у меня на пути, словно пытаясь показать, как это важно.
– Сегодня помолвка у моего сына! – отмахнулся я от дворецкого со свежим выпуском газеты. – Я могу поужасаться потом?
– Боюсь, что нет, – произнес бледный дворецкий и посмотрел так, словно от этого зависит все. – Лучше прочтите сейчас.
Я вслушался в шум, доносившийся из зала. Гости были в приподнятом настроении, заранее поздравляя будущих жениха и невесту. Слышались голоса, смех и музыка.
Взяв газету из рук дворецкого, я посмотрел на заголовок, и мои глаза расширились.
– Вы лучше присядьте, – послышался голос дворецкого. – А если присели – прилягте…
Я пробежал глазами первую строчку.
Голоса в зале – веселые, громкие, праздничные – превратились в шум, который будто звучал из другого мира.
Я словно услышал их сквозь толстое стекло. Всё, что было важным, вдруг стало неясным, отдалённым.
«Если у семьи Винтерфельд остался хоть один друг, то я адресую это письмо ему! Это крик о помощи, мольба потерявшего всё отца. Я прошу вас, спасите мою дочь Эмму. Бедняжка обесчещена и брошена перед алтарём. Сын генерала Вальтерн Моравиа обесчестил и отказался жениться на моей дочери, потому что его отец – генерал Аллендар Моравиа – не дал разрешения. Он высказался против, тем самым перечеркнув судьбу моей бедной Эммы. Теперь наша семья на грани краха, никто не хочет иметь с нами дел. Нас атаковали кредиторы, наши дела идут ужасно. Поэтому я прошу о помощи. В свое время я многим помогал, но сейчас помощь нужна мне. Моя дочь в борделе “Ночная Роза”. И я прошу, нет, умоляю выкупить ее оттуда. Я очень надеюсь, что генерал Аллендар Моравиа услышит меня и не позволит моей дочери пасть еще ниже. Быть может, в каменном сердце дракона есть хоть немного совести. Раз уж он разрушил счастье двух влюбленных, то пусть хоть позаботится о бедняжке Эмме. Ведь все это случилось по его вине! Но если нет, я прошу отозваться хоть кого-нибудь. Моя дочь хорошо образована, она может быть экономкой, гувернанткой, компаньонкой. Поэтому прошу вас вмешаться в ее судьбу. С уважением, Дорис Винтерфельд».
Я зажмурился, словно новость ударила меня головой о стену.
Все звуки вокруг стихли.
Это было как удар молнии, от которого я не мог отойти еще несколько секунд, осмысливая прочитанное.
«Нет», – твердо сказал я, бросая газету на стол. – «Это – наглая ложь. Мой сын не мог так поступить! Я уверен, что не мог!».
Убедив себя в этом, я встал и одернул мундир. Ордена звякнули, а я выдохнул.
Тяжелой походкой я направился в зал, где среди гостей мелькала фигура моего сына. Молодой, гордый, в алом парадном мундире, выглядел таким счастливым. Сейчас он держал руку своей невесты и целовал ее под радостные крики гостей. В его глазах – свет надежды, а рядом – его невеста, Анна-Шарлотта Ла Монт, словно сияющая богиня, воплощение красоты и нежности в светлом платье, усыпанном бриллиантами.
– Можно тебя на пару слов, – негромко произнес я, видя, как сын поднял на меня удивленный взгляд.
– Да, конечно! – улыбнулся он гостям, отпуская руку невесты.
Я направлялся в сторону кабинета, а потом пропустил сына вперед, плотно закрывая двери.
– Папа, а в чем дело? – спешно спросил Вальтерн, поставив бокал на стол.
Его голос прозвучал мягко, будто бы он пытается разрядить напряжение, но в его глазах я заметил тревогу.
"Неужели это правда?" – пронеслось у меня в голове. – "Нет, я знаю своего сына. Быть такого не может!"
