Хейраниса выходит замуж
С начала зимы в Мазандаранских лесах не было такого количества снега. Мороз, продирающий до костей, и холодный, пронизывающий ветер были совершенно не характерны для этих мест. Дождь, начинавшийся днем, к вечеру резко превращался в снег, мороз крепчал, резал, словно нож; с веток деревьев свисали сосульки. Казалось, природа прочувствовала свадебное настроение в окрестностях и решила привнести свою лепту, развесив на деревья сверкающие ледяные серьги. Сильный ветер, бушевавший меж разлапистых елей, раскачивал обледеневшие ветки, звон ледяных серег напоминал звук музыкальных инструментов древнего мира, какую-то старинную мелодию. Природа словно пела колыбельную лесу; отяжелевшие ото льда ветки, съежившись, пригнулись к земле, словно уснувшие глубоким сном. Иногда из пугающих дебрей леса доносился вой зверя или жуткий хохот филина. Но все это отнюдь не нарушало гармонию красоты белого снега и мороза. Ближе к утру ветер, словно чабанский пес, гоняющий баранов, развел тучи на небе, уступив дорогу ярким лучам всходящего солнца. Снег, падавший всю ночь, от ярких утренних лучей солнца засверкал, словно рассыпанные разноцветные бусинки. А в некоторых местах снег, разметавшийся неугомонным ветром, блистал, словно тысячи звездочек. Казалось, будто солнце подрагивает, осыпая все кругом золотой светящееся пыльцой.
Тишину леса вдруг нарушил топот копыт, ржание лошадей и звон бубенцов движущегося каравана. Впереди ехали пятнадцать-двадцать слуг; деревянными лопатами они расчищали снег, стряхивали его с веток елей, открывая дорогу движущимся позади всадникам. Вместе со снегом с лап елей, звеня, падали серьги-сосульки. Теперь лес наполнился совершенно другими звуками. Каждый раз, когда войлочная обувь передовой группы соприкасалась с хрустящим снегом, а копыта лошадей оставляли на нем отпечатки, раздавался хруст, от которых спавший под сладкую колыбельную лес проснулся.
Всадники, следовавшие след в след по лесу, вышли на опушку и остановились. Белоснежная пелена впереди обжигала глаза, и всадники, козырьком приставив ладонь к лицу от слепящей белизны, пытались понять, чего ждет передовая группа. Вдалеке был виден большой город, словно завернувшийся в белоснежный шелковый платок. Чем ближе подъезжали всадники, тем отчетливее был виден город. Дым из печных труб стелился над домами, напоминая красивые узоры на шелковом платке. На открытом пространстве лошадям двигаться уже было легче, и следовавший позади всадник по имени Абдул, нарушив строй, пришпорил коня и поравнялся с возглавляющим конный отряд Фирдоуси. Теперь всадники ехали рядом.
– Ты смотри, Фирдоуси, сколько снега навалило, а мороз какой? – произнес Абдул, снимая однопалую рукавицу и стряхивая с бороды и усов иней.
– Да, ты прав, Абдул, – подтвердил его слова Фирдоуси. – Я вообще не могу припомнить такую суровую зиму. Но если есть что-то, что может согреть нам душу, то что нам снег, что нам мороз? – Фирдоуси самому понравилась поэтическая фраза; он улыбнулся. – Самое главное то, что мы едем вершить свое будущее. Да продлит Аллах года Гази Джахана! Да… только одному Аллаху известно, какой была бы наша судьба, если бы он своей изворотливостью не вошел в доверие шаха и не стал визирем.
– Ты абсолютно прав, ага, – поддержал Фирдоуси Абдул. – В этом царстве наша единственная опора – это Гази Джахан. Не будь его, никому в голову не пришло бы убедить шаха Тахмасиба выдать дочь правителя Мазандарана за принца. Мы достигли желаемого, первого этапа нашей цели. Далее, благодаря дочери шаха, достигнем и шахского трона, и, иншаллах, во дворце и визири, и прочие будут нашими людьми.
