1
Он называл Ларочку – «Малыш». Об этом знал весь санаторий. Весь санаторий знал и о другом: в прошлом году свою предыдущую курортную любовницу он тоже называл уменьшительно-ласковым именем «Малыш». И так же, как нынче Ларочку, на виду у всех отдыхающих нес ее на руках по пляжу – мимо полунагих загорелых тел, мимо любопытствующих носов и завистливых глаз, – в объятиях с ней бросался в объятия теплых морских волн и целовался с ней под шорох гальки и шум прибоя в открытую, невзирая…
– Он и жену свою на такой же манер зовет, – шептала за ужином Вере соседка по столу, востроносая, хитроглазая полустарушенция Серафима Юрьевна. – Мне знакомая рассказывала, его землячка: ихняя семья в городе известная. Он в судах работает, этим… Как его? Адвокатом. А жена у него с телевидения. Сынок у них уже в школу ходит. А он все жену-то – «Малыш» да «Малыш». – Серафима Юрьевна тихонечко хихикнула, скосила шустрые глазки, чтобы подглядывать за курортным героем, который невдалеке придвигал стул для Ларочки, тоже размещаясь за ужинным столом. – Каждый год он сюда ездит, у него тут связи с главврачом, – прибавляла Серафима Юрьевна, мелко жуя хлебушек с омлетом и низко склоняясь к тарелке. – И всякий раз такая же история. Выберет себе подходящую, симпатишную, и все они у него – Малыши.
«Пошляк! – брезгливо подумала Вера, исподтишка метнула острый взгляд в сторону Виктора. – Стиляга и пошляк!»
Он, как всегда, был щегольски одет: непогрешимой свежести и утюжки голубая рубашка с тонкой синей строчкой, светлые летние котоновые брюки с серым плетеным ремнем; на шее серебряная цепочка с круглым амулетом; лицо безукоризненно выбрито, «выглажено»; Вере показалось, что даже на недопустимом расстоянии она чувствует запах одеколона, которым он пользуется – наверняка французский. А эта дуреха Ларочка в горошковом мини-сарафанчике на узких бретельках аккуратненько держит вилочку и сияет рядом с Виктором, «как медный таз на солнце»!
Чуть позже, коротким, но цепким взглядом Вера подметит, что, уходя из столовой, Виктор не просто держал Ларочку за руку, а слегка тискал ее руку – истинно, как двое показательно влюбленных студентов, которые только и ждут уединения и потемок… «Распутник и негодяй!» – у Веры уже имелся весомый повод оскорбить Виктора и чуточку возненавидеть.
Хотя при этом высокое (с обратным знаком) чувство ненависти в ней возникало к Виктору не оттого, что она в действительности его презирала всем сердцем, отнюдь нет, в ней было даже больше обиды, чем негативных высоких чувств. Ей просто-напросто хотелось прилюдно каким-то образом оскорбить, насмеяться над этим пижоном Виктором и, возможно, над его «не самым удачным выбором»… Тут и возникала некоторая путаница в чувствах Веры. Ведь ей могли нравиться такие викторы? Разве нет? Могли! Разве Игорь был не из той же породы дерзких отчаянных соблазнителей? Впрочем, Игорь – это уже далекое прошлое. Нынче колол глаза этот…
* * *
Санаторий считался узкопрофильным, не очень крупным и был несколько удален от курортных столиц. Он примыкал к немноголюдному поселку с малоэтажными строениями, уютно вкрапленными в густо-зеленую широкую подкову морского побережья. За тылами поселка бесконечно высились горы, а перед фасадными окнами домов, отчеркнутое белой галькой пляжа, бесконечно простиралось море. Впустив в свое безмятежное лоно санаторий, поселок только выиграл: взбодрился и запестрел от приезжего отдыхающего люда, нарастил рыночный торговый оборот, заимел увеселительные заведения, поразнообразил темы разговоров для местных обывателей.
