– Ты должна выйти замуж за его сына…
– Что? Это шутка такая?
– Увы…
Так, спокойно, Настя, спокойно!
– Ну, во–первых, – начинаю осторожно, правда, мгновенно накаляюсь, понимая, что все серьезно, – я замуж ни за кого не собираюсь ближайшие лет пять. Во–вторых, если уж и соберусь, то за того, кого Я выберу, а не ТЫ, папа. А в–третьих… мама бы так со мной никогда не поступила!
– Настя, пойми…
– Не хочу я этого понимать! – срываюсь на крик.
– Он страшный человек! – тоже кричит отец, багровея.
– А то, что меня надо выдать замуж за сына этого страшного человека – не страшно?
– У нас была сделка. Уговор. Тебе тогда еще двух лет не было…
Прижав ладошку ко лбу, трясу головой, отказываясь принимать то, что слышу.
– Ушам свои не верю! КАК, папа? КАК ты мог допустить эту сделку? Ты продал меня, когда я была маленькой? Свою единственную дочь?
– Иначе он бы убил меня… Прости… тогда я не мог поступить по–другому… Он мог убить не только меня, но и вас с мамой…
– Но сейчас? Разве сейчас ты не можешь откупиться от него? У тебя же есть деньги.
– Мои деньги для него крохи. Я уже пытался договориться. Не вышло. Он предупредил… что в случае твоего отказа… мой сын, твой брат… не родится.
Алекс
– Алекс, давай, к десяти подгребай, сегодня заезд, – звучит в трубке возбужденный голос Шаха. – Пацаны тотализатор замутили, бабки срубим.
Бабки там не ахти какие, но для куража почему бы и нет.
Не отнимая трубку от уха, заглядываю в комнату. Окно закрыто шторами, в комнате полумрак, в бликах включенного телевизора лицо матери выглядит мертвенно–бледным и неживым. Липкий страх паучьими лапками сжимает внутренности.
– Мама?
Но когда она поворачивает голову, меня отпускает, и я опять дышу.
– Сынок… – прижимает руку к груди, заметив меня.
У нее сердце. Вылечить невозможно, жизнь ей продлевают дорогостоящие импортные лекарства, которые достает нам отец Шаха. А за это мой отец прикрывает глаза на кое–какие нелегальные дела этой семейки.
– Щас, мам, – обещаю. Прикрыв дверь, даю ответ Максу: – Шах, матери плохо, я пас.
– Алекс, ты заколебал! – недовольно. – На пару часов всего выберись.
– Если смогу, приеду.
– Давай, жду, не расстраивай меня.
– Все, не могу больше говорить, пока.
Отключаюсь.
Иду в комнату к матери. Она здорово сдала за последние два года. Похудела, щеки впали.
– Ты как? Сильно болит?
Трогаю лоб – холодный и мокрый. Натягиваю на руку манжету тонометра.
Она дышит неглубоко и прерывисто.
– Сериал, что ли, какой слезный смотрела или новости? – выключаю телик.
– Да нет, это так что–то… – отвечает с одышкой, – накатило… Сейчас пройдет…
– Не нравится мне твое состояние, мам. И давление шкалит. Я скорую вызову, – достаю телефон.
– Не надо, – перехватывает мою руку. – Он врет, – пытаясь улыбнуться, кивает подбородком на тонометр. – Просто… посиди со мной. Мне с тобой легче.
– Давай хотя бы отцу позвоню.
– Пусть… работает. Не надо его лишний раз дергать.
Отец сегодня на сутках.
– Может, поесть хочешь, пить?
– Ничего не хочу. С тобой только побыть… как раньше, помнишь? – с надеждой ловит мой взгляд.
Помню.
И отказать не могу.
– Я могу тебе почитать, – убираю тонометр на тумбочку, откидываюсь на спинку дивана, показывая своим видом, что не уйду. – Что ты хочешь?
– Поговори со мной. Расскажи что–нибудь. Как у тебя дела на работе? Девушка у тебя есть?
– Девушки нет… На работе работы хватает. Времени на девчонок нет.
На девчонок время есть. Там, где Шах, девок полно. Только все они… одноразовые. За деньги на что только не согласны, а сами из себя ничего не представляют. Пустышки. Терпеть таких не могу. Поэтому – постоянной девушки нет.
– Тебе хоть нравится там, в сервисе?
– Очень.
Тачки – моя тема. Мне нравится копаться под капотом.
